Арканум

Мари подняла голову и нежно погладила его щеки.

— Извини, — прошептал он.

Она приложила палец к его губам.

— Мы соединимся в следующей жизни.

— Да, — согласился Дойл, — в следующей жизни обязательно.

Лавкрафт сидел на койке, уставившись в одну точку. Бороться за жизнь уже не было сил. Он окончательно сломался и жаждал смерти. Чудовищно болела голова, шатался передний зуб. Он двигал его языком вперед и назад. И главное, не шел сон. Лавкрафт полагал, это из-за того, что он наглотался трупной пыли. Зашитая рана у основания черепа горела и подергивалась. И это только болячки на голове, которая составляла незначительную часть тела. Весь его торс был перебинтован. Каждый вдох, даже самый неглубокий, воспламенял обожженные легкие и вызывал приступ кашля.

Хныканье за стеной продолжалось. Раздосадованный, Лавкрафт взял свечу, набросил на плечи одеяло и вышел в коридор. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Он заглянул и увидел Эбигейл: она сидела за столом, уронив голову на руки. Лавкрафт сделал несколько шагов. Кашлянул. Эбигейл рывком поднялась. Слезы на щеках мгновенно высохли.

— Почему ты всегда смотришь на меня вот так? Чего тебе надо?

— Не знаю, — искренне ответил он.

— Тогда перестань.

— Не могу.

— Почему?

— Извини, — пробормотал Лавкрафт. — Ну… за то, что случилось тогда… в ванной.

Эбигейл пожала плечами:

— Чепуха. Я встречала извращенцев и покруче. В Париже один придурок воровал мои грязные трусы.

— Я не такой… я не… просто так получилось… — Лавкрафт тяжело вздохнул и собрался уходить.

— Так что же тебе все-таки от меня надо? — воскликнула Эбигейл, когда он был уже у двери.

Лавкрафт остановился.

— Знаешь, я понял.

— Что?

— Твое одиночество. — Он медленно повернулся. — Вряд ли кто-нибудь поймет это лучше меня.

Глаза Эбигейл вспыхнули.

— Какую чушь ты городишь!

— Нет, не чушь. Я тоже знаю, что это такое — ощущать себя другим. С раннего детства я всегда держался в стороне от ребят. Не играл с ними. Не мог даже кинуть мяч, тем более ударить по нему ногой. Я считал их разговоры глупыми и примитивными. Мне казалось, я пришелец с отдаленной планеты, случайно попавший в мир жестоких обезьян. — Лавкрафт покраснел. Он впервые делился своими сокровенными мыслями. — В детстве у меня ни с кем никогда не находилось ничего общего. Мой мир был бы совершенно пустым, если бы я не открыл для себя книги. Они стали моим единственным домом, построенным из бумаги и слов. Я мог проникать в него посредством мысли, но этого было вполне достаточно. В моем мире существовали ковры-самолеты и волшебные мечи, с помощью которых решались судьбы королевств. И вот я увидел тебя. Всего несколько дней назад ты была лишь теорией, гипотезой, построенной на фантастических предположениях. Сплавом науки и мифологии. И вдруг возникла настоящая, живая.

Эбигейл молчала.

— Ты такая же сирота, как и я, — продолжил Лавкрафт. — Из мира, куда можно проникнуть только в мечтаниях. Мы похожи. И я хочу, чтобы ты знала, как замечательно сознавать, что ты существуешь. Твое появление вдруг сделало этот серый, скучный мир прекрасным и удивительным.

Эбигейл шагнула к Лавкрафту, и в этот момент стены особняка «Гнездо совы» неожиданно сотряс громоподобный гонг.

— Говард! — крикнул в коридоре Дойл.

— Я здесь, — отозвался Лавкрафт.

— Ведите Эбигейл сюда. К нам явились гости.

Гонг продолжал звонить. Это сработала оккультная сигнализация, встроенная Дювалем в старые дедовские часы восемнадцатого века.

Дойл встретил их внизу с кавалерийской саблей в одной руке и «кольтом» сорок пятого калибра в другой. Рядом стояла Мари с двумя газовыми фонарями.

— Кто-то проник за забор, — пояснил Дойл, перебирая ключи на связке. Он отпер дверь небольшой кладовки, где обнаружился склад оружия. — Возьми этот «винчестер», — велел он Мари. — И держи Эбигейл подальше от окон.

Она поставила фонари и втащила Эбигейл в гостиную.

— А это вам, Говард. — Дойл сунул ему в руки автомат. — В случае чего не церемоньтесь, стреляйте первым.

Погасив фонари, Дойл и Лавкрафт прошли в помещение для слуг и оттуда через потайную дверь во двор. Холодный порывистый ветер гнал по лужайке засохшие листья. Впереди за кленами вырисовывались черные, увитые плющом ворота. Часы Дюваля звонили.

— Может, это какое-нибудь животное? — предположил Лавкрафт. — Например, енот?

— Нет, — ответил Дойл. — Дюваль сделал так, чтобы часы реагировали только на вторжение людей. Так что непрошеные гости здесь. Мы их просто не видим.

Они свернули за угол к фонтану, и в воздух шумно поднялась стая белых голубок. Бестелесный голос свистящим шепотом произнес:

— Мы пришли с добрыми намерениями.

Дойл увидел человека в белом смокинге с зачесанными назад седыми волосами. Он спокойно шел по лужайке.

— Стоять! — приказал Дойл, целясь из «кольта».

— Опустите оружие, — прошелестел фантомный голос.

— Артур, Говард! Успокойтесь. Мы пришли с добрыми намерениями. — Теперь голосов было несколько, и они звучали с разных сторон.