Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1

№ 71. Мать князя Михайла губит его жену. Типичный образец понизовской модификации сюжета. Содержит практически все характерные для нее мотивы, выдержан в классическом формульном стиле. Особенно выразительна сцена самоубийства героя: он обращается к матери сырой земле с просьбой расколоться на все четыре стороны, а потом — «задвинуться». Возможно, мотив навеян похоронными плачами. Но не исключена его изначальность в одной из нижнепинежских обработок баллады (см. № 110, где эпизод более развернут).

№ 73. Небылица. Стандартная комбинация «формул невозможного» осложнена шутливой зарисовкой бытового характера и рефреном «Цюдо ле, братцы, да не цюдо ле?» Оригинален образ «певуна» (петуха), поющего «старину» (былину).

№ 75. Братья-разбойники и их сестра. Текст содержит элементы местной редакции сюжета, но сильно разрушен. Опущена сцена узнавания родственников, не указывается, что разбойники — братья героини. Финальные эпизоды, видимо, навеяны балладами типа «Мать продает сына», «Вдова и ее сыновья-корабельщики» (брошенный в море мальчик спасается на острове, его подбирают корабельщики и т. д.).

№ 77. Братья-разбойники и их сестра. Вариант примыкает к местной редакции сюжета, содержит ряд характерных ее мотивов (супруги плывут в лодке; разбойники нападают во время их привала; один поставлен «караульщицьком» — ср. № 46). Инидивидуальная новация певицы (или ее учителя) — замена «богатой вдовы» «христьянином». Исполнительница не помнила балладу до конца, о родственных связях персонажей можно только догадываться (у героини девять братьев, столько же было и разбойников).

№ 79. Мать князя Михайла губит его жену. Исполнительница смогла припомнить лишь начало баллады, близкое к другим вариантам с нижней Пинеги.

№ 80. Мать князя Михайла губит его жену. Традиционная для Пинеги редакция сюжета с некоторыми пробелами (не рассказывается о недобрых приметах и возвращении героя с полпути, о вылавливании «белодубовой колоды» с телами княгини и младенца). Дрокина — единственная певица с нижней Пинеги, дополнившая наказ Михайла матери пожеланием давать княгине высыпаться. Однако использованные в ее формуле реалии (ст. 5—11) не имеют ничего общего со среднепинежскими записями. Как и в № 95 (тоже с низовьев Пинеги), мать князя делает все наоборот.

№ 91. Кощавич-царь и его невеста Домна. [Дмитрий и Домна.] Вариант стоит особняком среди пинежских записей Григорьева: он содержит только элементы местной редакции сюжета, известные и в других районах Архангельско-Беломорского края. Единственное исключение — упоминание «суботоцьки» (деревенских посиделок), ср. № 62. Некоторые ключевые мотивы роднят балладу Юдиной с поморской редакцией сюжета. (Мать Домны рассказывает и расшифровывает свой вещий сон, уговаривая дочь не идти в дом жениха; в финале «царь Кощавиць» срубает голову несговорчивой невесте — в других пинежских текстах она сама накладывает на себя руки.) Возможно, эта редакция баллады занесена на Пинегу из Поморья. Впрочем, в прошлом она могла бытовать здесь параллельно с основной модификацией сюжета. Некоторые детали портрета жениха (ст. 5—8), его имя «царь Кощавиць»; упоминание «другой земли», в которой он живет; немирный характер сватовства и расправа с героиней (несмотря на ее согласие подчиниться силе и выйти за него замуж), скорее всего, навеяны былинами о татарском нашествии и Идолище Поганом. Текст имеет черты индивидуального новотворчества певицы.

№ 94. Омельфа Тимофеевна выручает своих родных. Текст представляет собой эхо эпической баллады «Авдотья Рязаночка». См. также № 130. (Ред.)

№ 95. Мать князя Михайла губит его жену. Опущены мотивы недобрых примет и возвращения героя домой с полпути, устойчиво повторяющиеся во всех пинежских записях, кроме № 80. С № 80 совпадает и противопоставление наказа князя Михайла и действий его матери (ст. 4—7, 8—9), но лексически формулы певиц заметно разнятся.

№ 98. Цюрильё-игуменьё. Традиционная для Пинеги редакция сюжета осложнена типовым фольклорным мотивом благодарной змеи (она согласна дать «зелья лютого», если спасут от огня ее детей). Вероятнее всего, он заимствован из волшебных сказок. Аналогичный эпизод встречается в ряде архангельских вариантов былины о Михайле Потыке, но на Пинеге эта старина собирателями не зафиксирована. Как и в № 65, спасающий душу затворник назван «Павлом» (он предрекает «Цюрилью» адские муки).