Последнюю опасность можно было по крайней мере предотвратить. Стоило построить в Остии порт более надежный, где бы суда могли легко приставать и не боялись бы никаких бурь. Говорят, Цезарь думал это сделать, но смерть помешала ему, и об этом намерении не вспоминали после него в течение с лишком столетия. На долю Клавдия, слабоумного Клавдия, выпала честь привести его в исполнение. Этот жалкий император, осмеянный за свои семейные несчастия и умственно не вполне здоровый, любил, однако, полезные работы. Рвение его к этому усилилось вследствие одной личной опасности, которой он подвергся в начале своего царствованья. Когда он вступил на престол, в Риме свирепствовал страшный голод, и обвиняли его предшественника, бывшего будто бы тому причиной. Калигуле, лишенному совершенно рассудка, пришла фантазия проехаться верхом по Неаполитанскому заливу. Чтобы удовлетворить этой фантазии, поспешно собрали все корабли, сколько их было в итальянских гаванях, и все лодки; затем, связав их вместе, сделали широкий мост, от Поццуоли до Баули с гостиницами по пути для развлечений, и прихоть императора была исполнена. Но корабли, употребленные на забаву Цезаря, не могли в благоприятное время отправиться за хлебом в Африку и Египет, и в Риме чувствовался недостаток хлеба. Тем временем Калигула умер, и народ в ярости обрушился на неповинного Клавдия, так что он чуть было не поплатился за безумства своего предшественника. На него напали в самом Форуме, били и поносили, и он спасся от рук рассвирепевшей толпы только благодаря потайной двери, случайно открытой и позволившей ему возвратиться на Палатин. Клавдий пережил в тот день большой страх. Чтобы не подвергаться подобным бунтам и облегчить привоз хлеба, он решил построить новый порт в Остии. Говорят, что инженеры, противно своему обычаю, преувеличили расходы на это предприятие, чтобы отклонить от него царя, но он не поддался ничьим доводам, что вовсе не было в его нравах, и, боясь, что работы будут вестись небрежно, принял решение сам наблюдать за ними. Все время, что работы шли, он подолгу жил в Остии. Клавдий был там в день, когда жене его, Мессалине, пришла фантазия от живого мужа выйти замуж за своего любовника Силия. Тацит рассказывает, что на другой день после свадьбы, в то время, что она предавалась со своими друзьями своего рода оргии или неистовой вакханалии, один из них, резвясь, влез на высокое дерево, и, когда у него спросили, что он оттуда видит, он отвечал, что со стороны Остии надвигается страшная гроза. То был муж, который, хоть и несколько поздно предупрежденный, шел, чтобы нарушить празднество.
Порт Клавдия существует до сих пор; но, благодаря быстрому обмелению, он теперь окружен со всех сторон сушей; однако можно отличить его очертания и измерить пространство. Его прорыли на некотором расстоянии от древней Остии, выше устья Тибра, быть может, имея мысль предохранить от обмеления, справа и слева его замыкали два крепкие мола, подобно двум рукам, говорит Ювенал, протянутым среди волн. Правый мол, по самому своему положению защищенный от бурь, состоял из арок, в которые проходила вода с моря; другой был из сплошного плотного камня: он должен был быть достаточно крепким, чтобы противиться напору волн, когда их вздымают южные ветры. Между двумя молами потопили огромный корабль, – после того как наполнили его камнями, – корабль, на котором привезли один из самых больших египетских обелисков. Это образовало нечто вроде островка, защищавшего порт и оставлявшего для доступа в него лишь проход, снабженный железными цепями. На этом маленьком острове построили маяк, то есть башню в несколько этажей, украшенную колоннами и пилястрами, подобно той, которая служила для освещения александрийского порта. При свете огней, которые маяк пускал на море, суда могли держать ночью верное направление и входить в гавань во всякий час и во всякую погоду.