Археология русской смерти. Этнография похоронного дела в современной России

Илья: Ну вот посмотри, что делается. У них катафалк не имеет лицензии. В нем даже нет люминесцентных ламп! Вдобавок они пандус сами сделали. Идиоты!

Я: Ну и что? Сделали и сделали. Похуй.

Илья: Как ну и что? Это не по закону! Так нельзя! Ты записываешь?

В конце концов, постоянный диалог между нами, коллективное обсуждение моих наблюдений, сравнение различных моделей похоронного рынка и личные симпатии привели к тому, что Илья не только начал обильно использовать в речи мои выражения, но и перенял мою систему аргументации.

Предметом наших бесед все чаще становились вопросы развития похоронного рынка и особенно опыт других стран. Например, для Ильи стало открытием, что реклама ритуальных услуг во многих странах запрещена или что директора похоронных контор нигде не зарабатывают много денег: «Ну охуеть! Только у нас Бычок джипы себе покупает на бабкины похоронные деньги». Во время совместного посещения профильной выставки «Некрополь 2016» я услышал такие слова: «Мохов, ну что ты за человек, я теперь не могу нормально на все это смотреть. А ведь год назад еще ничё так было». Самое интересное, что моя исследовательская оптика, инфраструктурно-антропологическая, начала доминировать во взглядах самого Ильи. В какой-то момент он принял эту позицию и стал реализовывать свою бизнес-стратегию, отталкиваясь от нее. Например, теперь он пытается сделать инфраструктуру собственного похоронного дома полностью автономной, чтобы снизить издержки и получить конкурентное преимущество.

Конечно, тут возникает вопрос: где заканчивается мое исследование и мое собственное видение? Где границы нашего взаимного влияния? Кто из нас субъект, а кто объект? Что я вообще тут делаю?

В какой-то момент мне стало казаться (и, надо признаться, кажется до сих пор), что моя этнография приобрела вид активной коллаборации. Например, когда я начал активно давать интервью СМИ и вести публичные лекции, Илья оказался не просто героем моих историй, но и активным участником проводимых мероприятий и дискуссий. Я всегда открыто его представляю и не пытаюсь уберечь от возможных контактов.

Илья читает черновики моих текстов, мы обсуждаем практически каждый этап моей работы. Я все больше склоняюсь к тому, чтобы называть то, что делаю в поле, «коллаборативной этнографией» втом понимании, которое вложил в это понятие Ласситер[165].

Я удивляюсь, когда полевые исследователи говорят о необходимости отстранения от объекта изучения. Для меня это не совсем понятно — как это возможно, если берешь не одно интервью, а проводишь длительную этнографическую работу?

Из субъекта в объект

Мое влияние на поле, к сожалению, не ограничилось попугаем в клетке и предложением введения КРІ для работников похоронной бригады. Когда я начал публиковать даже не первые статьи, а только заметки на своей странице в фейсбуке, я уже привлек немало внимания к тому, что делаю. Уже в середине 2016 года я активно давал интервью, читал лекции и рассказывал об устройстве похоронного дела в России. В результате ко мне стали обращаться люди из сферы ритуальных услуг с различными предложениями и собственными историями.

Долгое время я воспринимал это как подарок судьбы. Люди приходят, что-то рассказывают, делятся своими наблюдениями — поле само меня находит! Но вскоре я понял, что истории, которыми щедро делятся со мной новые информанты, рассказываются мне с одной целью — чтобы их предали огласке. Я понял, что меня и мои медийные инструменты используют для внутренней игры в похоронном деле.

Интересно, что примерно тогда же и моему главному информанту, Илье Болтунову, понравилась роль медиазвезды. Он увидел, как бурно на него реагирует общественность: его приглашали на интервью, на телевизионные съемки, он познакомился с московскими активистами и другими людьми, интересующими этой темой, начал ходить в Death Cafe, которое появилось в 201 7 году. В итоге он даже открыл офис в Москве, чтобы оказывать похоронные услуги столичному населению. В 2018 году о нем сняли документальный фильм, тогда же велись переговоры о съемке сериала для одного из федеральных каналов.