Архив ГУ СБУ в АРК. Ф. 1. Д. 51. Т. 4. Л. 5—11.
Лука продолжал, как мог, отбиваться от натиска местных властей. Причем чаще всего его оружием была прямота суждений и высказываний. Так, на встрече с крымским уполномоченным, пенявшим на то, что архиепископ зачем-то (?) педалирует тему противопоставления материализма и религии, он отвечал: «Хотя это вам, коммунистам, и не нравится, но ничего поделать нельзя; вы, коммунисты, ведете антирелигиозную пропаганду, а я – религиозную. Выступал против материализма в своих проповедях – и буду выступать, говорю проповеди строго по Евангелию, а в Евангелии есть места против материализма. Многие проповедники в своих проповедях об этих острых местах умалчивают и их обходят; но я этого никогда не делал и делать не буду; я знаю, что за моими проповедями следят, и очень аккуратно, из МГБ, и там в моих проповедях ничего не находят предосудительного. Но если они коммунистам не по душе, то тут ничего не поделаешь».
Донес уполномоченный в Москву и о чтении Лукой в кафедральном соборе «курса проповедей антиматериалистического характера» и попытках через проповедь «обучать детей религии». Мы можем уверенно предполагать, что владыка излагал некоторые из мыслей рукописи «О духе, душе и теле», над которой он тогда активно работал. Г. Г. Карпов выразил свое неудовольствие патриарху. Тот немедленно направил в Симферополь послание, которым запретил крымскому архиепископу читать «курсы», а заодно напомнил, что подобает ему, дабы не ронять архиерейское достоинство, выступать перед верующими только по церковным праздникам и говорить не более десяти минут.
В письме патриарху в январе 1949 года Лука выражал свое недоумение постановлением Синода, как он писал, «о запрещении даже проповедей, разъясняющих детям Закон Божий». Алексий в ответ разъяснял, что такого постановления не было, а было только предписание, чтобы под видом проповедей не было систематических уроков, предполагающих специальный созыв детей как на школьные уроки, что было бы нарушением действующих законов. В остальном духовенство свободно и даже обязано в храме разъяснять истины христианской веры всей пастве, включая пришедших в храм детей и подростков.
Но думается, что проблема не в том, что и как понимали патриарх Алексий и архиепископ Лука в вопросах содержания и направленности проповеди. Суть в том, как себе представляли границы возможного для церкви в деле проповедничества Совет по делам Русской православной церкви и его уполномоченные. А еще более важно и определяюще – что и как считали идеологи правящей партии, ее штатные «воинствующие безбожники и антирелигиозники»! С осени 1948 года в недрах Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) под руководством секретаря ЦК М. А. Суслова начинается работа над проектом постановления ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению пропаганды научно-атеистических знаний». В начале 1949 года проект был готов и ждал утверждения на Политбюро. В нем предполагалось резко ограничить деятельность религиозных организаций: закрывать храмы и монастыри, изымать ранее переданные общественные здания, сокращать число духовенства, учебных духовных заведений, епархиальных мастерских, издаваемой религиозной литературы, проводимых треб и обрядов. Ставилась задача и безусловного ограничения проповеднической деятельности духовенства, фактического сведения ее до всего лишь упоминания в храме о празднуемом церковном торжестве!
В марте 1949 года Лука приезжал в Москву. При встречах с патриархом Алексием, митрополитом Николаем (Ярушевичем), протопресвитером Николаем Колчицким и секретарем патриарха Львом Парийским разговор опять и опять крутился вокруг «чрезмерности» проповеднических усилий архиепископа Луки. Нет, никто впрямую не призывал его не произносить проповедей, но все вместе и каждый в отдельности уговаривали отказаться от ежедневного произнесения проповедей, от превращения их в подобие «религиозного обучения» слушателей. Встречи и разговоры были очень болезненны для Луки. Он видел смысл и обязанность свою в проповедовании Слова Божия и всякое ничем необоснованное ограничение в этом рассматривал и как неправомерное ограничение своих прав, и как отступление от обязанностей иерарха. Но не мог он и ослушаться патриарха, который считал, что Лука своими проповедями может нанести вред всей церкви, наложив на нее пятно неисполнения советских законов о религии.