Внизу, в той части города, которая была предназначена к затоплению, сиротливо торчали кирпичные опоры фундаментов да кое-где, как шары перекати-поля, носились по пустырю брошенные жестяные банки из-под консервов.
Весьегонск был поднят над обрывом и утвержден на просторной зеленой площадке среди удивленно перешептывавшихся мачтовых сосен.
Но еще не вся работа была закончена. Дело было за цветами. Садоводы торопливо разбивали на улицах клумбы.
Когда же плотина у Переборов была воздвигнута и к высоким берегам прихлынула бурливая волжская вода, отсюда, с обрыва, открылся широчайший кругозор. У ног засияло новое, созданное руками людей море, а вдали поплыли красавцы корабли, белые, как лебеди...
Письмо из "Подмосковной Атлантиды" заканчивалось приглашением в гости:
"Приехали бы погостить, ребята! Оценили бы мою работу. Ведь вам, я знаю, полагается длительный отпуск, Вот и приезжайте! Жду".
Андрей испуганно посмотрел на меня.
- А ведь вдвоем не сможем.
- Почему?
- Экспедиция.
- Но Афанасьев сказал: не раньше августа...
- А вдруг?
Я задумался. Решение вопроса об экспедиции для поисков Земли Ветлугина было передано в высшую инстанцию. Афанасьев не очень обнадеживал насчет сроков. На очереди к рассмотрению немало других вопросов, помимо нашего. "Что-нибудь август, сентябрь, - прикидывал он. - Так и тамошние референты говорят. Даже в рифму получается: жди ответа к концу лета..."
Но Андрей был прав. А вдруг? Референтам могли понадобиться справки, какие-нибудь дополнительные данные, цифры.
Мало того. Это лето обещало стать знаменательным в истории освоения Арктики. В первый сквозной рейс по Северному морскому пути отправлялся "Сибиряков". Он должен был в одну навигацию пройти из Мурманска до Владивостока, то есть совершить нечто небывалое, а кое-кто считал даже: невозможное.
За плаванием ледокольного судна "Сибиряков" с понятным волнением следили в Советском Союзе и за границей.
Что же касается нас с Андреем, то мы связывали с этим плаванием особые надежды. Если Северный морской путь, рассуждали мы, сделается нормально действующей магистралью, если вдоль северного побережья Сибири следом за "Сибиряковым" потянутся караваны танкеров и сухогрузных кораблей, то увеличится и значение нашей Земли в Восточно-Сибирском море. Она станет нужнее как опорный пункт на последнем, самом трудном этапе пути. И тогда, быть может, поиски ее будут скорее и легче разрешены.
Вот какой тревожной и сложной была ситуация! Ухо приходилось держать востро. Рискованно было отлучаться из Москвы надолго, тем более вдвоем.
Мой друг огорченно оттопырил губы. Я подумал, что ему очень хочется поглядеть не только на Весьегонск, но и на одну из строительниц нового Весьегонска. Что ж, в добрый час! Судя по письму Лизы, в новом городе немало отличных мест для объяснения в любви. Например, обрыв. Мне представились длинные лунные дорожки на воде. Откуда-то снизу, может быть с проходящих пароходов, доносится негромкая музыка. Шуршат ветви сосен над головой. И близко, почти у самого лица, сияют узкие, чуть косо поставленные глаза со странным, вопросительным выражением.
- Выходит, ехать тебе, - сказал я.
- Почему же мне?
- Да уж потому. Сам знаешь почему. Я стихов не писал.
Но Андрей не захотел этой "жертвы", как он выразился.
- Жребий, жребий! - сказал он.
И опять мой друг выиграл. Ему выпало ехать, мне - оставаться.
Я проявил о нем заботу до конца.
- Не бери стихов, - посоветовал я, помогая ему укладываться. - Прочтешь ей после, когда поженитесь.
И с этим напутствием он уехал.
Мне стало немного грустно, когда он уехал.
Я привык, что в Москве мы проводим время все вместе: он, я и Лиза. Теперь я в Москве один, а Лиза и Андрей вдвоем в Весьегонске. Небось катаются по вечерам на лодке, и Лиза поет "Отраду". Потом идут зеленой улицей вверх, проходят мимо аккуратных бревенчатых домиков, обсаженных цветами, и медленно поднимаются к обрыву. Заходит солнце, стволы сосен делаются прозрачно-розовыми. К ночи начинают сильнее пахнуть маттиола и табак...
6. БЫВШИЕ БОБЫЛИ
Однако вернулся Андрей неожиданно рано, не пробыв в Весьегонске и недели. Вернулся надутый, мрачный.
- Ты что, Лизу не видал?
- Видал. Уже купил обратный билет, а тут она заявляется. Объезжала район. В общем, разминулись с ней...
- И поговорить не удалось?
- Обменялись несколькими словами. Возвращается на будущей неделе в Москву.
Андрей рывком сдернул с себя плащ, швырнул на диван. Я с удивлением наблюдал за ним.
- Да ты не злись, - сказал я. - Ты по порядку рассказывай. Ну-с, сел ты, стало быть, на пароход...
Да, сел он в Москве на пароход. Чудесный лайнер, замечательный. Белым-белехонький, без пятнышка. Блеск, чистота, как полагается на морском корабле.
Море тоже было замечательное. (Читатель помнит, что Андрей не был щедр на эпитеты.) И покачивало основательно, не на шутку; в таких замкнутых со всех сторон водохранилищах ветер разводит большую волну.