Архитектор пряничного домика

– Можешь выключить. Да, состоялась беседа, которая не привела к ожидаемому результату. Наталья меня выгнала. Вернее, она позвала свою подругу Валентину, та приняла участие в беседе. А потом обе тетки меня выперли. Я понимаю, они, наверное, не знали, были шокированы. Или, может, наоборот, давно все знали, испугались, что есть свидетель. Как ты получил запись беседы, которая происходила без посторонних?

Я рассказал Монике, чем сейчас занимаюсь. Она встала.

– Пошли, Ваня.

Я молча поднялся.

Глава 22

– Перед тобой деревня Ракитино, – пояснила Моника, когда мы вышли за ограду, которая окружала территорию вокруг особняка, – название осталось прежним, но старого села нет. Мне невероятно повезло с мужем. Он очень богат, сострадателен и, как я, воспитан воцерковленными родителями. Я владелица успешных, но мелких фирм, масштабное строительство финансово не потяну. Идея изменить село моя, а супруг вложил в Ракитино много средств. Монастырь он отреставрировал, больных оттуда перевели в отдельное здание, до него пять минут ходьбы медленным шагом. В деревеньке возвели современные таунхаусы. Если врач, медсестра, санитар согласны работать в интернате, им предоставляют бесплатное жилье. Просторная квартира, за которую не надо платить – это привлекло сюда молодых специалистов. Чуть поодаль школа с детским садом. За таунхаусами стоят однотипные четырехкомнатные дома со всеми удобствами. Они одноэтажные, в них живут местные старухи и один дед. При домах по шесть соток огородов.

Моника покачала головой.

– Сто раз объясняли старикам: «Перестаньте попой вверх на грядках возиться, дольше проживете!» Отлично знают, что их всегда в трапезной с радостью покормят, приходят исправно три раза в день. Но картошка-морковка – это святое, а банки до обморока летом закручивать – многолетнее хобби. Сначала я пыталась их переучить, потом бросила. Вот такое сейчас Ракитино благодаря моему супругу. История, которую я тебе сейчас расскажу, началась давно. На дворе стояло лето. Я приехала на каникулы к родителям. Очень скучала в Москве по дому, по монастырю, брату Дионисию, отцу Аристарху, поэтому, очутившись в родных пенатах, была счастлива безмерно. Здесь мне веру скрывать не надо, меня тут все любят. Бегу я из родительской квартиры на монастырскую кухню. Брат Дионисий обещал научить меня настоящее дрожжевое тесто делать. И вдруг на моем пути возникает тетка, по одежде понятно – она больная. А я весь контингент психоневрологического интерната знаю. Люди в приюте годами живут, им обеспечен уход, лекарства нужные подобраны, кормят их правильно, драк не допускают, поэтому смертность невелика. Я с детства в окружении психически нестабильных людей была, совершенно их не боялась. Да и они ко мне хорошо относились. Но эта тетка была мне неизвестна, она страшная, кинулась на меня, схватила за волосы, стала мою голову в разные стороны мотать, что-то бормотать непонятное. Я давай кричать. На мой вопль выскочил папа и увел безумную. Вечером он мне сказал:

– Лена у нас недавно, месяца еще нет. Ей довелось пережить тяжелое испытание. Пройдет время, пациентка станет спокойной. Я уже отругал Регину, она поднадзорную палату заперла, а рамы окна снаружи шпингалетом не закрыла.

Гранкина пошла по дорожке вперед, не прерывая рассказа.

– Регина в деревне жила, у нее была дочь Катя, моя одногодка. Естественно, меня любопытство разобрало: что за тетку в интернат привезли? Побежала я к Катюхе, та с горящими глазами сообщила:

– В начале мая из леса вышла баба. Грязная, жуткая, голая! Встала у храма, руками трясет, воет. Отец Аристарх выбежал, на нее скатерть, которую на стол с запивкой после причастия кладут, накинул. А психованная батюшку расцарапала до крови, хуже кошки оказалась. Твой папа примчался, с ним санитар, увели ее в поднадзорку, к маме моей запихнули.

Катерина меня за руку схватила, отвела на опушку леса и зашептала:

– Да ну ее, сумасшедшую бабу. Послушай, что со мной случилось! Мы с девчонками пошли в лес, хотели поискать сморчки-строчки-рядовки-головачи. Много грибов в мае есть. Забрели к дому Варвары Анафемской.

Моника на секунду замолчала, потом продолжила: