– …Видела? Ее? – после долгого молчания спрашивает Ольгу уже в машине на пути в офис. По сути, прошли всего сутки, чуть больше.
Талгат не писал и не звонил. Джамала молчала тоже. Несколько отвратительных фраз Талгата так и висят между ними. Жаль, что из человеческой памяти их невозможно так же легко удалить, как из электронной смартфонной.
Кампински согласно кивает.
– Да, вчера вечером. Плачет.
– Давно дружите? – в Талгатовом голосе Ольга слышит тщательно скрываемую настороженность. Мысленно хмыкает «ревность и сплетни созданы друг для друга!»
– Еще со школы, с первого класса, – в своем ответе старается скрыть снисходительность и буквально прикусывает язык от следующего вопроса.
– А при чем здесь Рита?
Собираясь с мыслями, Ольга сетует на «невозможный утренний московский трафик».
– Она – та самая обсуждаемая девушка Филиала, которая бросает нашего Золотарева, – как может осторожно формулирует свой ответ.
По мере понимания лицо Талгата вытягивается в удивлении.
– Которая с нами тогда?
Ольга кивком подтверждает правильность:
– Тоже да. Теперь понимаешь, почему Мишка так взбесился? Они всем семейством хотят ее задавить, а мы, вроде, помогли ей.
– Не, не очень, – «думает» вслух Талгат, – но… очень может быть.
Ольга не мешает ему, мысленно гоняя собственные сомнения – сказать ли всю правду? И какими личными неприятностями еще это может грозить?
– Собрание переносится в Городок, – Талгат читает вслух поступившее на «загрузившийся» смартфон сообщение.
– Да ну?! – Ольга вспоминает, что не смотрела сегодня ни почту, ни сводки и вообще не знает, где ее «гаджет».
– Ну да, – Талгат перенабирает «секретариат».
Когда после вчерашнего собрания зал опустел, Вера с Ольгой скрылись в одном направлении, Талгат в другом, а все прочие в третьем, Миша остался для личного знакомства с новоназначенным куратором. Алешин поддержал предложение «по кофе». В результате Золотарев одним из первых узнал об изменении в графике совещаний и встреч.
– Много чего узнал, – на завтрак он пришел к родителям, где своим внезапным появлением едва не довел отца до инфаркта.
– Ты?! Ты же в Москве должен быть сейчас? – подавился своим кофе Никита Михайлович. Нина Андреевна строго сузила глаза.
– Я вчера ночью вернулся, – свежий, выспавшийся, выбритый и как никогда готовый к профессиональным свершениям, Миша садится к столу. – Мам, можно мне тоже кофе?
– Алешин сегодня прибудет, – намазывая масло на хлеб, делится сын. – Наверное, по времени, вместе с Кампински, если не раньше. Нужно подготовить ему встречу. Я обо всем позабочусь и кое-какие распоряжения уже дал.
Его слова прямо эликсиром молодости и бессмертия проливаются на душу пожилого отца.
– Исин, похоже, не в курсе. Все придется самому, но я справлюсь.
– Кто у нас в кадрах сейчас? – Миша искоса поглядывает на Никиту Михайловича. – Нужно уволить Таджичку.
Нина Андреевна, присутствующая все это время здесь же бессловесным свидетелем, переводит на мужа взгляд, буквальной кричащий от удивления.
Последний хмыкает, крякает, мысленно взвешивая ход сына на «за» и «против».
– И я отдал юристу на проверку наш, ее ипотечный договор. – Михаил добивает родителей внезапно проснувшимся «здравым смыслом». – Сдается мне, там здорово переплачено. Хочу разобраться.
Перед работой решает еще один вопрос. Покупает букет цветов, коробку сладостей, подъезжает к старинному дому в историческом центре.
«Диана сказала, что Рита сейчас в Городке», – он стучит в дверь.
– Рит, это я, – как может мягче отвечает на настороженное «кто?» из-за двери. – Я ничего, ты не подумай. Я просто Сонечке сладкого… давно не видел ее.
Он стоит, покорно свесив голову перед закрытой дверью под прицелом «глазка».
Она изучает его и решает «поверить ли?»
Наверняка и соседка по площадке участвует в этом спектакле.
– Если что… я просто оставлю все здесь… – Миша знает, что его слышат. Он делает вид, что собирается положить цветы и коробку на входной коврик. Ответом щелчок замка. Рита настороженно смотрит на законного еще мужа через узкое, приоткрытое пространство.
– Привет, – словно от неожиданности слегка отстраняется он, выдвигает вперед дары, – я, это, вот…
Он выглядит безопасным, мирным, дурашливым.
Рита не верит во внезапно проснувшуюся в Мишке человечность, но взгляду ее его действия сообщают обратное.