Архив

— Так мы что — за один срок два раза таскать будем? — лениво произнес тот, со спичкой. — Не дело, начальник.

— Давай, давай! — прикрикнул милиционер. — Поговори мне еще. В вонючей камере сидеть лучше?

— Так там мы отбываем, а тут работаем, — рассудил один из арестантов, худощавый парень со смуглым цыганским лицом.

— Не рассуждать, принимайтесь за работу, — приказал милиционер.

Арестанты продолжали озираться, задержав взгляд на присмиревшей старушенции, а тот, со спичкой, даже подмигнул ей разбойным глазом. Наконец приступили к работе. Двое подносили с улицы документы, третий их укладывал. Милиционер сел с другого конца скамьи, наблюдать. Мустафаев вернулся к столу, но ящик не выдвигал, пережидал.

— Слышь, Цыган, — произнес тот, со спичкой, видно и впрямь цыганом был худощавый. — Придет время, и нас похерят в архиве, чтобы ни одна собака не узнала.

— Ну, мы еще побегаем на воле. Можно подумать… Ты против них муха на палочке, — ответил Цыган, поднося дела. — Укладывай ровно, а то повалятся.

— По оплате и работа, — вступил третий, пожилой арестант с синей избитой физиономией.

Дарья Никитична придвинулась поближе к милиционеру, так спокойней. Перевела дух и спросила шепотом:

— За что же их?

Милиционер важно молчал, прикрыв глаза. Отозвался тот, со спичкой в зубах.

— Я, бабка, троих пришил. Утюгом, — процедил он, перекатывая спичку. — А четвертого не успел, он сам копыта отбросил. А мне впаяли и за четвертого. Где справедливость?

— Тогда тебе добрать надо, чтобы по совести, — подначил Цыган. — И случай подходящий, бабушка и так еле дышит от страха.

Арестанты заржали. Дарья Никитична обомлела. Еще бы, от таких чего угодно можно ждать. И милиционер-тюхтяй, сидит себе рядом, помалкивает. Спит, что ли?

— Ты, мать, не дрейфь, — сжалился пожилой арестант, улыбаясь битой мордой. — Мы безвредные, пятнадцатисуточники. Мелкое хулиганство. А то валяют дурака, тебя пугают. Не дрейфь.

И Дарья Никитична встречно улыбнулась, потеплело на душе.

— Эх ты, — вздохнул Цыган. — Испортил кино. Штабеля дел под лестницей разрослись, загораживая проход. Работа шла к концу.

— Слушай-ка, родимый, — позвала Дарья Никитична пожилого. — Пойди сюда, прими угощение.

Битый арестант остановился, глядя, как старушка, прошуршав в пакете, вытянула пирожок.

— Бери свободно, — подталкивала Дарья Никитична.

— Ну, мы не из застенчивых, — перебил тот, со спичкой, и, шагнув к Дарье Никитичне, цепко перехватил угощение. И тут же, целиком, пихнул в рот.

Дарья Никитична засмеялась. Раздала каждому по пирожку, и милиционеру досталось, и Мустафаеву.

— Вот вам и оплата, — довольно щебетала старушка, ласково улыбаясь арестантикам, и произнесла под настроение: — У меня тоже племянник сидел… Варгасов, слышали, нет?

Арестанты наморщили лбы.

— Это какой Варгасов? — отозвался пожилой. — Не управляющий ли Дачным строительным трестом?

— Он самый, — обрадовалась Дарья Никитична.

— Так я же у него в стропалях служил… Ну, мать, такой мог себе целую тюрьму купить. И сидеть в свое удовольствие, — брезгливо проговорил пожилой. — С нами его не ровняй.

— Гусь свинье не товарищ, — заключил Цыган.

Арестанты продолжили работу. А Дарья Никитична почувствовала неловкость и обиду. Ах ты, сукин сын, Будимирка! Даже сесть путем не мог, чтобы не совестно было людям в глаза глядеть… Занятая обидой, она проглядела, как с лестницы, тяжело ступая, спустился плотный мужчина в тесном пальто, под которым угадывался объемистый живот. В руках толстяк держал облезлый кусок меха, в котором можно признать шапку. Это был Гальперин.

Мустафаев уважительно поднялся навстречу.

— Ну как, Полифем? — пророкотал Гальперин, правда, без привычного вкусного раската. — Идет служба? Да, я смотрю, тут широкое народное представительство, — он оглядел Дарью Никитичну, перевел взгляд на арестантов.

— Что, галерники, работаете?! Таскаете кирпичики нашей истории? — голос Гальперина звучал безобидно, даже участливо.

— Истории и географии, — сбалагурил бойкий на язык Цыган.

Гальперин довольно засмеялся, колыхнув животом.

— Это вы верно определили, юноша. — И оборотившись к Мустафаеву, спросил: — Директора не видели?

Мустафаев пальцем ткнул в потолок.

— Понятно. При деле… Передайте, что я отправился в Публичную библиотеку. И сегодня не вернусь, — переждав очередную арестантскую ходку, Гальперин шагнул за порог.

— Кто это? — спросил Цыган.

— Заместитель директора, — ответил Мустафаев.

Дарью Никитичну подбросило. Вот кто ей нужен! Не милиционер и Чемоданова, а этот толстяк с сырым просторным лицом и унылым носом, заместитель директора архива.

Проворно сползнув со скамьи, она сунула остаток гостинцев в сумку и, не простившись, шмыгнула за порог.

Гальперин шел, переваливаясь на медленных ногах, отчего тесное пальто ходило ходуном от плеч до подола. Шапку он так и не надел, подставляя свежему воздуху редкие сивые волосы… За годы близости с Ксенией, как ни странно, он не удосужился узнать ее адрес в Уфе. И теперь направился в Публичную библиотеку, где надеялся разыскать адрес по читательскому формуляру.