К скудным магазинам, темным ночным улицам и мрачноватым лицам он привык. Его не удивляла и дорогостоящая гостиница с водопроводом, отсутствие воды в котором с одиннадцати утра и до шести вечера объяснялось ремонтом, словно это была не обыкновенная система труб, а капризный электронный организм… Но чем объяснить, что принципиально новый метод синтеза для получения препарата с особо избирательным действием на сосуды головного мозга встретил активное недовольство у всех пятерых крупных фармакологов города? Этого Янссон понять не мог! А один, розовощекий, с гусарскими усами, ведущий специалист завода лекарственных препаратов даже заявил: мол, вы у себя, в Швеции, изготовьте сам препарат, проведите все стадии испытания, а потом уж нам и дарите! Янссон изумился: «Помилуйте, господа… Я совершенно бесплатно передаю в дар России сердцевину препарата. Требуются лишь дублирующие испытания, чтобы сравнить с теми, еще дореволюционными результатами. Ну, и разработка промышленной технологии… Вы платите валюту за девинкан и кавинтон. Наш же, кавинкан, объединяет лучшие свойства этих лекарств. Он менее токсичен, ибо производится из трав, не оказывает побочных действий. Да если мы выпустим его на рынок, это же сенсация в лечении расстройств мозгового кровообращения после инсультов, травм и даже атеросклеротических болезней. Я не понимаю, господа! Мы решили на семейном совете сделать подарок своей родине… Я не понимаю вас, господа. Ведь препарат уже практиковался в России, с отменным результатом. Только в малых объемах, рассчитанных на дедушкиных пациентов на Васильевском острове Петрограда… Надо только найти промышленный эквивалент».
Размышляя, Янссон убыстрял шаг.
— Не забывайте, Николай Павлович, я иду рядом с вами, — Чемоданова едва поспевала.
— Ах, извините, — Янссон смирил шаг. — Может быть, они меня не так поняли? — он посмотрел на Чемоданову жалостливым взором. — Может быть, я волновался и плохо излагал мысли?
— Вы говорили по-русски лучше них, Николай Павлович, — Чемоданова взяла Янссона под руку и подумала, что напрасно она всех столкнула лбами в архиве. Читала документы, прячась у стены с Женькой Колесниковым от посторонних взглядов. — Жаль, что столько попортили нервов из-за спецхрана.
— Что вы, Нина Васильевна. Именно то, что обнаружили в спецхране, и дало основание сослаться на практическое применение препарата в военном госпитале, на Васильевском острове, — горестно произнес Янссон. — Просто мне кажется, в старой России люди были умнее… Или ответственнее, что ли.
Маленькая злая луна светила ярко и пронзительно, съедая белым светом ближайшие звезды. А тени от луны — длинные, ломкие — полосовали стены. Круглые часы на кронштейне в стене дома походили на птицу, прильнувшую к ветке, клювом указывающую на без четверти девять… Сколько же времени они провели на этом совещании, если началось оно около семи вечера? Почти два часа пустых разговоров.
Чемоданова там сгорала со стыда. Хотелось стукнуть кулаком и крикнуть: «Да перестаньте вы юлить! Скажите честно: у нас свои шкурные интересы. Нам ваши подарки, господин Янссон, как зубная боль. Не звонок из министерства, мы бы вас на порог не пустили».
— Отчего у них там такой запах? — спросила Чемоданова.
— Запах? Мыши, крысы… морские свинки, — угрюмо ответил Янссон. — Обычный запах фармолабо-ратории.
— Чуть было не задохнулась в этом зверинце, — с нажимом проговорила Чемоданова.
— Я видел… вы так переживали, — вздохнул Янссон.
В кепи, отороченном мехом, и длинном, расклешенном книзу пальто он походил на перевернутый восклицательный знак. Чемоданова пыталась втолковать гостю истинные, на ее взгляд, причины, вызвавшие такую неприязнь. Вспомнила свою историю с вологодским маслом. Тогда она тоже ворошила архивы, разыскивая документы, а в итоге чуть было не лишилась работы… «Вы, со своим кавинканом, наверняка подставляете ножку какой-нибудь диссертации или плановой работе, или просто предлагаете какую-то заботу, а заботиться лень».
Распалясь разговором, они шли, не замечая пути. Чемоданову эта тема выводила из себя. Так живешь себе и живешь, а как столкнешься… Янссон слушал внимательно, с нескрываемой обидой.
У дверей с табличкой «Детский сад № 6» возились с замком две женщины в тулупах. Из поставленных на асфальт пухлых сумок торчало несколько палок колбасы.
— Ты контрольку вложила? — спросила одна из них, подозрительно глядя на Чемоданову и Янссона.
— А как же! Только не подписала. Ручку забыла на кухне, — ответила вторая. — Ну и хрен с ней, с подписью. Ты чего, Маш?
— Ходют тут всякие… Иностранец, что ли? Мужик, точно чучело.
— Тише ты, может, они по-русски понимают. Чемоданова обернулась и проговорила:
— Понимаем, бабоньки, понимаем.
— Ну и ладно, — без тени смущения ответила та, что управлялась с замком.
Женщины подняли свои сумки и, покато изогнув плечи под тяжестью груза, двинулись вдоль пустующей улицы.
— Что такое «контролька»? — спросил Янссон.