Архив потерянных детей

Мы покупаем карту, которую он рекомендует, – подробную и здоровенную, как простыня, – хотя на самом деле еще одна карта нам без надобности. Муж покупает книгу по истории лошадей, мальчик выбирает иллюстрированное издание «Повелителя мух» Голдинга в компанию к аудиокниге, которую мы слушаем, а девочка – книжку под названием «Книга без картинок». Вместо «Дневников» Кафки я покупаю фотоальбом Эммета Гоуина, я едва пролистала его, но увидела на последнем перед кассой выставочном столике, и он показался мне – внезапно – жизненно необходимым. Альбом слишком большого формата для наших коробок, так что поедет он в салоне на полу у меня под ногами. Еще я покупаю «Любовника» Маргерит Дюрас, который читала в девятнадцать лет, но никогда не читала на английском, и заодно киносценарий Дюран «Хиросима, любовь моя» с ее комментариями и фотокадрами из фильма Алена Рене.

ТОЧКА СМОТРЕНИЯ

На следующий день мальчик наконец осваивает технику фотографирования поляроидом. Время близится к полудню – мы проспали, а потом долго и плотно завтракали – и теперь остановились заправиться на выезде из Эшвилла. Мы с мальчиком стоим возле машины, пока его отец заливает бак и проверяет давление в шинах. Я уже достала из своей коробки лежавшую сверху маленькую красную книжицу «Элегии потерянным детям». Мальчик смотрит в видоискатель, наводит на фокус, снимает и, как только снимок выезжает из окошка, быстро закладывает между страниц книги, которую я наготове держу открытой. Мы запрыгиваем в машину, и следующие десять или пятнадцать минут, пока выезжаем из Эшвилла – по автостраде сорок в сторону Ноксвилла, – мальчик держит книгу на коленях, молча и замерши, как будто оберегает сон уснувшего щенка.

В ожидании, пока проявится снимок, я листаю фотоальбом Эммета Гоуина. Странная пустота и тоскливость, вот чем импонируют мне его документальные фото людей и ландшафтов. Я где-то вычитала, возможно, на какой-то музейной табличке, что, по словам Гоуина, при ландшафтной фотосъемке и сердцу и разуму надо дать время, чтобы они нашли себе правильную точку смотрения. Наверное, из-за странноватого имени Эммет я раньше считала Гоуина женщиной, пока не узнала, что он мужчина. Но все равно продолжала симпатизировать ему, хотя, может, и поменьше. Но в любом случае Гоуин импонировал мне больше, чем Роберт Франк, Керуак и все прочие, кто делал попытки понять этот ландшафт, – возможно, из-за того, что Гоуин дает себе время просто смотреть на окружающие объекты, вместо того чтобы сразу выбрать точку смотрения на них. Он смотрит на людей, позаброшенных, диковатых, и позволяет им самим возникать в кадре как они есть – с их вожделениями, безысходностью и отчаянием, с их изломанностью и неискушенностью. Он смотрит и на ландшафты, рукотворные и облагороженные, но тоже оставляющие впечатление какой-то заброшенности. Ландшафты, которые он фотографирует, проступают перед взглядом куда медленнее, чем его семейные фотопортреты. Они не очаровывают сразу и мгновенно, в них куда больше затаенного и неуловимого, чем явного. Их глубину увидишь, только если достаточно долго вглядываться, затаив дыхание, – примерно такой момент кристальной ясности сознания и одновременно безмыслия испытываешь, когда проезжаешь через туннель и все в машине из суеверного страха боятся вздохнуть, а потом снова вырываешься на свет божий, и мир заново раскрывается перед тобой, необозримый и необъятный, и все на миг замолкают.

На сей раз снимок у мальчика получается великолепно. Он тычет его мне в руки с заднего сиденья, сам не свой от восторга:

Смотри, ма!

Превосходный документ времени, этот маленький прямоугольник в сепии:

Две заправочные колонки под неэтилированный бензин, на заднем плане ряд аппалачских сосен, и заметьте, ни следа зловредной кудзу. Документ знаменательный, не из-за особой значимости запечатленных объектов, а скорее как момент, когда мальчик наконец научился фотографировать эти объекты.

СИНТАКСИС

Пики Грейт-Смоки-Маунтинс видны лишь наполовину и призраками вырисовываются в отдалении, окутанные туманом, как будто выдыхаемым ими из своих недр. Сейчас ранний полдень, и дети спят на заднем сиденье. Я рассказываю мужу одну историю о моих родителях, историю, не раз слышанную мной, правда, только в пересказе моей матери. Она всегда завораживала меня, эта история. В начале 1980-х мои родители отправились путешествовать в Индию. Они были молоды, любили друг друга и тогда еще не поженились. Перелет в Дели предполагал суточную остановку в Лондоне для пересадки на прямой рейс, и мои родители заночевали в доме одного своего друга. Тот работал в сфере технологий, и у него на руках имелся прототип сиди-проигрывателя, который несколькими годами позже триумфально выйдет на мировой рынок. Наутро перед отъездом в аэропорт родители получили от своего друга сиди-проигрыватель, наушники и единственный имевшийся у него дома компакт-диск. Уговор был такой, что они все это ему вернут на обратном пути из Индии.