Читаем Архив потерянных детей полностью

Да, да, подхватывает другой участник клуба, взять хотя бы эпизод с женитьбой.

Соглашусь, говорит молодая женщина, на том все и строится, чтобы, соскребая наносное и повседневное, отыскивать зерна реального в недрах скучного. Ее выпученные глаза указывают на неполадки со щитовидкой, костлявые руки нервно сжимают экземпляр книги.

А по-моему, тут скорее показана невозможность художественного вымысла в век сплошного научпопа и документалистики, робко произносит еще одна женщина, но ее скромный вклад остается незамеченным дискутирующими.

По мне, так это больше смахивает на преддипломный семинар, чем на заседание книжного клуба. Смысл заумных речей не доходит до меня. Я снимаю с полки первую попавшуюся книгу – «Дневники» Кафки. Наугад открываю и читаю: «18 октября 1917 г. Боязнь ночи. Боязнь неночи». Тотчас приходит мысль, что нужно купить эту книгу, прямо сейчас. Тем временем к соклубникам обращается некто умудренный, судя по важному тону, прозревший экзегезу[50]

в последней инстанции:

Говорение правды представлено автором как товар, и он ставит под вопрос меновую стоимость правды, преподносимой как художественный вымысел, и в противопоставление – добавленную стоимость художественного вымысла, когда он коренится в правде.

Я мысленно повторяю за ним фразу, силясь постичь ее смысл, но спотыкаюсь на «в противопоставление» и теряю нить. Я училась в университете, недолго правда, и наши преподаватели изъяснялись так же сложно и тяжеловесно. Приходилось выносить их речи, бессвязные, как в наркотическом угаре, перескакивающие с мысли на мысль в желании увязать все, и даже неувязуемое, пропитанные ризоматической логикой[51]

, невыносимо самодовольные. Я их ненавидела. Но я мельком взглядываю в просвет между полками и вижу, что говорящий не слишком-то тянет на профессора, а скорее напоминает мне юных дарований с задатками будущих светил науки и постпостмарксистскими взглядами, с которыми я грызла науки и спала в мою коротенькую бытность студенткой, и легкий укол ностальгии заставляет меня почти проникнуться симпатией к этому путанику. Вступает другой член клуба:

Я, например, читал в одном блоге, что после написания романа он крепко пристрастился к героину, так ли это?

Некоторые согласно кивают. Другие отпивают воду из припасенных бутылочек. Третьи листают свои порядком затрепанные экземпляры романа. Меня несколько огорошивает достигнутый присутствующими консенсус, что ценность романа в том, что это не роман. Что это художественный вымысел, но одновременно им не является.

Я снова наугад открываю «Дневники» Кафки: «Сомнения кольцом окружают каждое слово, я вижу их раньше, чем само слово…»

Никогда не просила продавца в книжном порекомендовать мне, что читать. Раскрывать свои желания и ожидания кому-то незнакомому, чью единственную связь со мной, теоретически говоря, представляет книга, слишком уж похоже на католическую исповедь, разве фасоном поинтеллектуальнее. Дорогой продавец, мне бы почитать роман не более чем о погоне двоих за плотским желанием, которое в конце концов делает их несчастными, как и всех, кто с ними рядом. Роман о двух полюбивших, которые теперь не прочь избавиться друг от друга и в то же время отчаянно пытаются спасти и сохранить маленькое семейное племечко, которое взращивали заботливо, любовно и усердно. Они в отчаянии, дорогой продавец, они не понимают, что с ними происходит; не судите их. Мне нужен роман о двух людях, которые просто перестали понимать друг друга, потому что так решил для себя каждый из них – больше не понимать другого. Там должен быть мужчина, который умеет распутывать своей женщине волосы, но в одно непрекрасное утро решает покончить с этим: может, его заинтересовали волосы другой женщины или он просто устал. В романе должна быть и женщина, которая расстается с ним – либо постепенно отходит в сторону, либо единым coup de dés[52], печальным и изысканным. Роман о женщине, которая уходит прежде, чем потерять что-то важное, как героиня в романе Натали Леже, который я читаю, или как Зонтаг в свои за двадцать. О женщине, которая начинает влюбляться в незнакомцев, наверное, потому только, что они незнакомцы. Живет на свете пара, которая вдруг утратила способность смеяться вместе. Мужчина и женщина, которые временами ненавидят друг друга и не преминут, если только их не одернет лучшая часть их натуры, задавить в другом последний еще сохранившийся проблеск чистоты. Роман о супругах, в чьих разговорах вспыхивает живое чувство, только когда они снова пережевывают горечи прошлых размолвок и взаимонепониманий, которые откладывались пластами, пока не образовали громадную скалу. Ты же знаешь, дорогой продавец, миф о Сизифе? Найдется у тебя какая-нибудь его разновидность? Или противоядие? Может, какой-нибудь совет? А койки свободной не найдется?

Найдется у вас хорошая карта юго-западных штатов? – в конце концов спрашиваю я продавца.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры / Детективы
Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза