– Совершенно верно. Но неужели имя Айседоры Кляйн вам ничего не говорит? Она ведь в свое время была первейшей красавицей. С ней не могла сравниться ни одна женщина. Она чистокровная испанка, ее род ведет свое начало от грозных конкистадоров, и предки ее несколько веков были правителями Пернамбуку. Она вышла замуж за старого немца, сахарного короля Кляйна, и вскоре стала богатейшей и красивейшей вдо вой в мире. Потом какое-то время она посвятила удовлетворению своих прихотей. Сменила нескольких любовников, и Дуглас Мейберли, один из самых ярких мужчин Лондона, оказался в их числе. Только он воспринимал их отношения намного серьезнее. Он ведь не был пустым светским красавцем. Это был сильный и гордый мужчина, который отдался своему чувству полностью и ожидал того же в ответ. Но, увы, эта женщина – настоящая «belle dame sans merci»[9]
, о которых так любят писать в романах. Удовлетворив каприз, она выбрасывает мужчину, как старую ненужную вещь, и, если ему недостаточно ее слов, она знает, как объяснить это ему доходчивее.– Так значит, то был рассказ о нем самом…
– Ну вот, наконец-то вы начинаете понимать что к чему. Я слышал, она собирается выйти замуж за молодого герцога Ломондского, который чуть ли не в сыновья ей годится. Мамаша его светлости и рада бы не заметить такой разницы в возрасте, но назревает большой скандал, а это совсем другое дело, поэтому в категорической форме… Но мы уже на месте.
Это был один из красивейших домов Вест-Энда. Лакей, бесстрастный, словно некий механизм, принял наши карточки и вернулся с сообщением о том, что леди нет дома.
– О, в таком случае мы подождем, пока она вернется, – жизнерадостно отозвался Холмс.
Работа отлаженного механизма, очевидно, дала сбой. Лакей покосился на нас.
– Нет дома означает, что ее нет дома для вас, – пояснил он.
– Хорошо! – еще больше обрадовался Холмс. – Значит, нам и ждать не придется. Будьте добры, передайте эту записку вашей хозяйке.
Он написал несколько слов в своей записной книжке, вырвал листок, сложил его и передал лакею.
– Что вы там написали, Холмс? – спросил я, когда лакей важно удалился.
– «Предпочитаете иметь дело с полицией?» Думаю, это сработает.
И сработало, причем на удивление скоро. Уже через минуту мы оказались в роскошной гостиной, напоминающей дворец из сказок «Тысячи и одной ночи». Полумрак, царивший в этой огромной комнате, рассеивался лишь несколькими розовыми электрическими светильниками. Я почувствовал, что леди подошла к тому периоду жизни, когда даже для совершенной красоты неяркий свет становится более приятен. Когда мы вошли, она встала с дивана. Высокая, царственная, идеально сложенная фигура, прекрасное, но какое-то неживое, будто маска, лицо, необыкновенно красивые испанские глаза, которые, казалось, готовы испепелить нас.
– Что означает это вторжение… и эта оскорбительная записка? – спросила она, поднимая руку с запиской Холмса.
– Стоит ли объяснять, мадам? Я придерживаюсь слишком высокого мнения о вашем уме, чтобы считать это необходимым… Хотя, признаюсь, не так давно вы меня удивили.
– О чем вы говорите, сэр?
– Например, о том, что вы посчитали, будто нанятые вами громилы могут меня запугать и заставить отказаться от работы. Вы должны понимать, что ни один человек не стал бы заниматься моей профессией, если бы его не привлекала опасность. Таким образом, именно благодаря вам я вышел на дело молодого Мейберли.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите. Какое я имею отношение к нанятым громилам?
Холмс, устало вздохнув, повернулся.
– Да, я недооценил ваш ум. Что ж, всего доброго.
– Стойте! Куда же вы?
– В Скотленд-Ярд.
Мы не прошли и половины пути до двери, когда она на гнала нас и схватила моего друга за руку. В один миг стальная твердость сменилась бархатной мягкостью.
– Джентльмены, прошу вас, присядьте. Давайте все обговорим. Я вижу, что могу быть откровенной с вами, мистер Холмс. Вы похожи на джентльмена. Женщины ведь это всегда чувствуют. Я буду разговаривать с вами как с другом.
– Не могу вам обещать того же, мадам. Я не имею отношения к официальным властям, но, насколько это в моих силах, представляю правосудие. Я готов вас выслушать, после чего скажу, как поступлю.
– Конечно же, с моей стороны было очень глупо пытаться запугать такого храброго человека, как вы.
– Самая большая ваша глупость, мадам – это то, что вы позволили себе попасть в руки шайки негодяев, которые могут либо выдать вас, либо начать шантажировать.
– Нет. Нет! Я не настолько простодушна. Раз уж я пообещала быть откровенной, я могу сказать, что никто, кроме Барни Стокдейла и Сьюзен, его жены, не имеет представления о том, на кого они работают. А что касается их… Мы давно знаем друг друга – она невинно улыбнулась и очаровательно пожала плечами.
– Понятно, вы их уже проверяли в деле.
– Они словно хорошие гончие, которые бегут, не издавая ни звука.
– Такие гончие имеют привычку рано или поздно кусать руку, которая их кормит. За проникновение в дом миссис Мейберли их арестуют. Полиция их уже ищет.