Архив шевалье

– У меня приказ, до подъезда! – отозвался сержант. – Давай быстрее во двор. А то мне скоро туда… – Он мотнул головой в сторону «книжки» – известного на всю страну здания Совета экономической взаимопомощи. – У нас там площадка для штурма, – заговорщически подмигнул сержант.

Уже возле первого по ходу подъезда Гена снова предложил:

– Все, пришли. Дальше я сам.

– Открывай, – коротко бросил сержант, показывая глазами на кодовый замок.

Кода Гена не знал.

Сержант в секунду все понял и строго приказал:

– Документы!

Гена вдруг пожалел, что затеял весь этот поход. Снова сильно заболела похмельная голова, к тому же сержант потянул носом и, все более распаляясь, уточнил:

– А ты не пьян ли, дружок? Ну-ка пошли со мной – будем разбираться, что ты за фрукт. Может, ты из этих? – парень снова кивнул в сторону «книжки» и вдруг как-то странно дернулся и стал медленно валиться на Скорочкина. За секунду до этого Гена увидел, как за спиной сержанта замаячила щуплая фигура какого-то сильно небритого оборванца, который до этого рылся в помойке, а потом потихоньку, бочком приблизился к ним, привлекаемый, видимо, разгорающимся на его глазах конфликтом. Человек был настолько невзрачен и тих, что Гена, увидев его, мгновенно о нем забыл, как забывают о тени, которая вечно рядом.

Между тем «тень» сделала шаг назад, и Гена увидел, что невзрачный бомж аккуратно вытирает о грязные штаны окровавленный нож, безмятежно наблюдая, как молоденький сержант Митя Грибулин дергается в последних судорогах возле его ног.

– Ну вот и все. Готово! – спокойно констатировал бомж. – Автоматик я возьму.

Он быстро снял огромного размера серый плащ, умело вскинул на плечо десантный короткоствольный автомат стволом вниз и снова надел плащ поверх оружия. Под плащом оружие совсем не угадывалось. Потом присел, обшарил убитого и рассовал найденное по карманам, включая два запасных автоматных рожка. Делал он все хотя и быстро, но без суеты – будто занимался привычным и любимым делом.

Гена до боли прижался спиной к подъездной двери и с ужасом наблюдал за происходящим. Он никак не мог спрятаться от укоризненного взгляда сержанта, который всматривался в него остановившимися глазами, словно укорял: «Как же так? Куда же ты смотрел?»

Наконец Гена очнулся и хрипло спросил:

– Зачем вы его?

Бомж улыбнулся, показывая синеватые десны и гнилые зубы.

– А просто так! Момент уж больно удобный. Стрельба же кругом… А я ментов шибко не люблю – дай, думаю, поквитаюсь.

– Он не мент…

– Какая разница! В форме – значит, мент… – И добавил, стерев с лица шалую улыбку: – Шел бы ты отсюда, парень. И помалкивай. Мне ведь и тебя чикнуть – нет проблем. А я пойду… может, еще кого стрельну! Сегодня много народу туда отправится, – показал он черным от грязи пальцем наверх, – а я помогу. Весело же…

Пузырящийся во все стороны плащ качнулся, и Гена увидел, что его страшный собеседник торопливо зашагал в сторону нарастающей стрельбы.

– Сто-о-ой! – закричал Скорочкин что было силы и в два прыжка достал удаляющуюся сутулую спину. Он обхватил соперника двумя руками за шею и стал неистово давить на кадык, чувствуя, как предплечье уперлось в бегающий острый треугольник. Гена никогда не был в настоящей переделке и поэтому не очень понимал, как надо действовать дальше, тем более что противник повел себя странно. Он не пытался освободиться от Гениного захвата, а присел на корточки и запустил обе руки себе под плащ.

«Там же нож!» – успел подумать Гена, как вдруг где-то прямо возле его уха ударила автоматная очередь. Звук был настолько резким и сильным, что Гена рефлекторно разжал руки и упал навзничь. Весь окружающий мир наполнился звоном и тишиной. Гена не знал, как ощущается контузия, но первое слово, которое пришло ему на ум, чтобы описать собственные ощущения, было именно это. Его контузило, и он ошалело оглядывался по сторонам. Прямо возле его ног, головой прижавшись к ботинкам, лежал бомж. Он был убит наповал очередью из автомата, висевшего за спиной. Как уж так получилось, что был нажат спусковой крючок, Гена объяснить не мог: то ли он нажал в пылу борьбы, то ли сам покойник.

Гена попытался подняться, но при первой же попытке встать его переломило пополам в приступе страшной рвоты, которая, казалось, исторгнет из него все внутренности. Всякий раз, когда ему казалось, что пытка кончилась и что он может встать, его снова перегибало и бросало на землю.

Изгибаясь в конвульсиях и ползая по земле, он весь вывозился в пыли, перемешанной с кровью, которая черно-бордовой лужей расползалась из-под покойника. Когда приступ рвоты наконец закончился, Гена с трудом поднялся. Вид его был ужасающим, поскольку и лицо, и руки, и одежда – все было вымазано кровью, перемешанной с рвотными массами и пылью.

«Надо рассказать про сержанта. Про то, как он погиб, и про эту сволочь в плаще, – думал Гена, механически снимая с покойника автомат. – Как же так? Это же я его сюда привел! Какой ужас! Я виноват в смерти человека. Даже двух…»