Он не только написал ему рекомендательное письмо, но и сам обзвонил несколько компаний. Шушу довольно быстро взяли в гигантскую архитектурную фирму в даунтауне Лос-Анджелеса. Остальные сорок восемь офисов фирмы были разбросаны по всем континентам. Шуше дали большую зарплату, медицинские страховки, пропуск в спортивный комплекс и абсолютно неинтересную техническую работу.
Джуди уехала с Джейсоном к своим родителям в Нью-Йорк. Дженнифер осталась с Джимом. Алла с Никой и Микой переехали на
Шуша снял так называемую “студию” на 20-м этаже жилого небоскреба в пешеходной доступности от работы. Работа в офисе требовала концентрации, поэтому там он чувствовал себя нормально. Страдания начинались, когда Шуша возвращался к себе на 20-й этаж. Ему никто на звонил, это было понятно, он никому не давал своего нового телефона, но никто и не писал тоже, хотя его мейл не изменился. Судя по всему, Алла начала борьбу за раздел общих друзей и наговорила про него гадостей. Включаться в эту борьбу у него не было никакого желания. Впрочем, разговаривать с друзьями тоже. Ника и Мика, когда они столкнулись в магазине, смотрели на него враждебно. Когда он обратился к ним по-русски, сделали вид, что не понимают. Забыли язык или Алла их настроила?
Вид из окна в первую ночь показался ему веселым и оживленным – светящиеся окна, фары проезжающих внизу машин, лучи прожекторов, завлекающих на вернисажи и уличные фестивали. Примерно через неделю этот вид стал навевать тоску. Что мешало ему броситься на поиски новых
Чего ему не хватало в этой стране? Юмора и флирта. Он много раз пытался рассказывать по-английски самые смешные советские анекдоты. Его внимательно слушали. После финальной фразы, когда надо было смеяться, наступала пауза, и потом кто-нибудь тяжело вздыхал:
– Как это жестоко.
В американском юморе было меньше цинизма, a сюжет всегда был выстроен как в новеллах О. Генри. Флирта, похоже, в Америке не существовало вообще. Любая игривая реплика, которая в России читалась бы как флирт, здесь воспринималась как инфантилизм, на уровне дергания за косичку, или просто как неотесанность. Только толстяк Митч из отдела снабжения позволял себе балагурить с девушками в развязной, почти российской манере, и ему это сходило с рук, девушки смеялись. Он, как все знали, был геем, поэтому его заигрывания с девушками носили характер чистой, незаинтересованной игры. Было очевидно, что он не прелюбодействовал с ними в сердце своем, – чего, разумеется, нельзя было сказать про Шушу. Его неуклюжие попытки заигрывания здесь воспринимались как фраза из записной книжки Ильфа: “Он не знал нюансов языка и говорил сразу: «О, я хотел бы видеть вас голой»”.
Всякие отношения здесь строились как контракт – записанный, устный или подразумеваемый. Если, например, мужчина приглашал коллегу женского пола в кино, она могла согласиться, но при этом как бы невзначай заметить что-то вроде:
– Мой бойфренд уехал к родителям в Пенсильванию.
Если в России это было бы намеком на возможность короткого приключения, то здесь – ровно наоборот, наличие бойфренда такую возможность исключало.
В новом офисе его особенно волновали две девушки – пуэрториканка Камила с фигурой танцовщицы и веселым блеском в глазах и Бренда, тихая худенькая блондинка из бухгалтерии. Однажды произошло неожиданное. В подсобке, где стояли кофейные и копировальные машины, главном центре неформального общения сотрудников, к нему подошла Камила.
– Александр, – сказала она с заговорщицким блеском в глазах, – я хочу пригласить тебя на очень интересную вечеринку. В это воскресенье в семь вечера. Придешь?
– Да, – сказал он несколько растерянно.
– Тогда записывай адрес. Я очень рада, что ты придешь, – добавила она, многозначительно глядя ему в глаза.