Единственным источником закрытой информации был Степан. Иван столкнулся с ним в коридоре, решили заскочить в кабинет перекурить. Помещение, закреплённое за волонтёрами, пустовало – спокойно, уютно. Степан посетовал: людей не хватает, и потому нет возможности взять под колпак всю ОПГ, а всё эти «бои местного значения» – как горох в стену. Иван понимал, что в его приятеле проснулся, если не волкодав, то гончая, почуявшая добычу. Знакомый настрой – понятный и близкий. Но не стал подливать масла в огонь и подзадоривать и без того возбуждённого опера – пассивно поддакивал, согласно кивал и многозначительно разводил руками. Вот тогда Степан, не раскрыв никаких деталей, обронил мимоходом:
– Носарь привязан в банку «Аксиома» коротким поводком. Сколько вокруг не бегай, а к блюдечку с голубой каёмочкой прибежишь, придёшь, приползёшь… – это уж как получится.
– Беречь его надо – ценный фрукт, – высказал своё мнение Иван.
– Само собой – чернозём вселенной, – сказал Степан, слегка выматерился и добавил: – Как же без этого. Он же конспиратор – без оружия, без охраны, парик какой-нибудь нацепит. Возьмём, надеюсь, без стрельбы и царапин. Главное, что б его свои не замочили.
– Есть предпосылки? – спросил Иван.
– Если есть мотивы, то есть и предпосылки!
В том, что мотивы устранить Носаря были, Иван не сомневался. Но на зачистку вся эта катавасия не походила. Криминальная структура по его данным оставалась незыблемой. Речь, скорее, шла о дворцовом заговоре и внутреннем переделе. И если Носарь, нарушив «правило паузы» – буквально через пару дней после гибели шефа решил высунуться, тому были веские основания. Выводы: Носарь – не заговорщик, причина засветки – паника и горячее желание сделать ноги. И всё же что—то здесь не вязалось. Интуиция подсказывала: есть ещё какой-то фактор, двигающий Носаря на непродуманные поступки. И это не алкоголь, не наркотики и даже не страх.
– Ты будешь брать? – спросил Иван.
– Нет, и без меня специалистов хватает. И это к лучшему – пристрелил бы гада на месте.
– А информация?
– Сомневаюсь, – пожал плечами Степан. – Носарь – не та фигура. Сдаётся мне, Глота своего подельника к серьёзным делам не подпускал. Так что информации там пшик, а возни и вони – «цельный вагон». Испортил законников финансовый вопрос.
– И где же ниточки? – поинтересовался Иван.
– Ниточки шли от Глоты, расползались по многим направлениям и где—то замыкались в клубок. Получился сбой, где—то Глота споткнулся… Пошла перезагрузка.
– Ты тоже не веришь в зачистку? – спросил Иван.
– Почём «тоже»?
– Потому что я в это не верю, – пояснил Иван.
Степан устало улыбнулся, сунул окурок в пепельницу и, не скрывая снисходительности, подарил Ивану краткий комментарий:
– Значит мы с тобой единомышленники. Я не верю в зачистку. Но признаки локализации конфликта имеются. Структура перезагружается. И вряд ли такое возможно без заранее подготовленного формата. Каков он, этот формат, и кто нажимает на кнопку перезагрузки – вот это меня интересует в первую очередь.
Вечно спешащий Степан покинул кабинет, Иван затушил оставленный им окурок, окинул быстрым взглядом помещение, пару минут подождал, стараясь привести мысли в порядок и последовал к выходу.
Во второй половине дня Иван узнал, что Носарь был убит. У входа в банк на глазах десятка оперов, охраны и посетителей банка, случайных прохожих снайпер всадил ему разрывную пулю в затылок. Его силуэт в своей верхней части был весьма схож с последним следом Глоты. И ещё Иван подумал о том, что после двух таких мощных ударов криминальная структура должна была, если не развалиться, то хотя бы серьёзно зашататься. Информация, полученная из различных источников, утверждала обратное: она не падала и не сыпалась.
14
Живец на живца
Скляр Вера Андреевна.
Год рождения 1905.
Сотрудник управления
режимных расследований.
Служит в отделе с 1931 года.
Форточку опять прикрыло сквозняком. Смагин встал и зафиксировал её первой попавшейся под руку книгой и продолжил разговор:
– И что говорит медицинская наука? Как можно объяснить такую скорость разложения тканей?
– Наука затрудняется ответить на этот вопрос, – ответила Вера. – Пока могу только сказать, что это – не разложение. В общепринятом смысле. Это видоизменённая ткань. Словно её подвергли воздействию сильного химического препарата.
– Яд?
– Любое сильнодействующее вещество в больших дозах можно рассматривать как яд. Но здесь – такое мощное воздействие. Словно в жертву влили несколько литров агрессивной жидкости. Кислоты, например.
Смагин вспомнил разговор в морге, где упоминалась тогда ещё совсем непонятная инъекция кислотой или другим агрессивным веществом, но сказал другое:
– Залезть в окно через крышу, напоить насильно жертву кислотой. Не проще ли как последнего – придавить подушкой. И унести всё ценное… И что же тогда? Заболевание? Инфекция?
– Маловероятно.
Смагин открыл ящик стола, достал и развернул большую схему города. Указал карандашом на отмеченные на схеме места. Достал из кармана пиджака отчёт Арсентьева, развернул. Пробежался глазами по тексту, поглядывая на схему.