– Это ты так думаешь, однако ты не знаешь, на что способен Марконе.
– Возможно, – согласился он, – зато я
Я поморщился.
– Мне кажется, ты мог бы проявить вежливость и предпринять пару благоразумных шагов – например, надеть темную одежду и маску, – чтобы Всевышнему не пришлось напрягаться.
Майкл отрывисто усмехнулся, на его лице появилась печальная улыбка.
– Так, значит, ты слушал меня все это время. – Он покачал головой. – Никодимус и подобные ему типы действуют в тени, скрытно. Меч для этого не предназначен. Мне нечего скрывать.
– Погоди-ка, – возразил я оскорбленно, – я сам скрытный тип, и твои слова возмутительны!
Майкл фыркнул:
– Ты разрушаешь дома, сражаешься с монстрами на улицах, сотрудничаешь с полицией, мелькаешь в газетах, даешь объявления в телефонном справочнике, разъезжаешь на динозаврах-зомби по Мичиган-авеню – и называешь себя скрытным? Подумай головой.
– Подумаю, если ты подумаешь, – парировал я. – Хотя бы надень лыжную маску.
– Нет, – тихо ответил Майкл. – Господь – мой помощник, и я не устрашусь того, что может причинить мне человек. Доверься Ему, Гарри.
– Только не в картах, – сказал я.
Его улыбка стала шире.
– Тогда доверься мне.
Я воздел руки.
– Ладно. Как пожелаешь. Ты уверен, что твои люди отыщут безопасное место для Грааля, если мы вернемся? Судя по тому, как быстро монеты вернулись в оборот, они расплачивались ими в торговых автоматах.
– В природе монет – быть, как ты выразился, в обороте, – заметил Майкл. – Их можно держать лишь некоторое время. Грааль – совершенно другое дело. Они его сохранят.
– И ты в курсе, по каким правилам мне приходится играть? – уточнил я.
– Ты должен помочь Никодимусу получить Грааль, – ответил он. – После этого можешь открывать огонь.
– Точно. Ты будешь соблюдать их?
– Я поступлю правильно, – сказал Майкл.
Я облизал губы.
– Хорошо, но… не мог бы ты придержать правильные поступки, пока мы не избавимся от ограничений Мэб?
– Учитывая все обстоятельства – нет. Я не собираюсь рисковать.
Перевод: он не собирался делать что бы то ни было – или
«Спасибо тебе, Мэб, за эту дивную, восхитительную игру. Может, в следующий раз сыграем в „Приделай чародею хвост“?»
– Я почти уверен, что Никодимус будет играть честно, по крайней мере до того момента, как мы вернемся в Чикаго, – сказал я.
– Почему?
– Потому что я скажу «пожалуйста».
Майкл поднял бровь.
– Скажу на его родном языке, – уточнил я.
– Сила?
– В точку.
Никодимус не предупредил своих рыцарей, и когда мы с Майклом вошли в здание, Джордан и его товарищи по оружию явно запаниковали и достали впечатляющее количество стволов.
Майкл просто стоял, заткнув большие пальцы за ремень, Амораккиус в ножнах спокойно висел у него сбоку.
– Сынок, – сказал он Джордану, – тебе больше нечем заняться, кроме как тыкать в меня этой штукой?
– Опустите оружие! – рявкнул я достаточно громко, чтобы услышали по всей скотобойне. – Иначе я кого-то уволю!
Они не подчинились, но моя угроза заставила некоторых из них нервно покоситься в мою сторону. Уже хорошо.
– Эй, Ник! – крикнул я. – Твои мальчики нервничают. Сам их успокоишь или мне этим заняться?
– Джентльмены! – мгновение спустя отозвался Никодимус. – Я знаю, кто пришел с Дрезденом. Пропустите их.
Джордан и его коллеги с показной неохотой опустили оружие, но продолжали держать руки на рукоятях, готовые немедленно открыть огонь. Майкл не пошевелился и не принял угрожающую позу, только по очереди обвел взглядом всех рыцарей. И они отвернулись. Все до единого.
Мы начали спускаться к столу для совещаний, и Майкл сказал:
– Мне жаль этих парней.
– Из-за языков? – поинтересовался я.
– Вырвать им язык – один из способов обеспечить себе их верность, – ответил Майкл.
– Ну да. Обожаю тех, кто меня уродует.
Он нахмурился.
– Это делается для того, чтобы они были одиноки. Подумай, что с ними происходит. Они не могут говорить – и им очень трудно общаться с другими людьми. Трудно вступать в связи, которые позволят выбраться из этого культа. Они не могут ощутить вкус пищи – то есть не могут получать от еды удовольствия, а совместная трапеза – один из главных способов создать настоящую связь между людьми. Подумай, как трудно им дается самое простое общение с чужаками. И как общее пережитое страдание делает других рыцарей единственными людьми во всем мире, кто может понять их боль. – Майкл покачал головой. – Неспроста это последняя ступень посвящения. После нее они утрачивают свой голос.
– Но не право выбора, – возразил я. – Эти парни сами так решили.
– Верно. Глупые юноши, обманутые Никодимусом и Андуриэлем. – Он снова покачал головой. – Некоторые люди впадают в грех. А некоторых туда толкают.
– Какая разница, если их пальцы спускают курок?
– Разница есть, – возразил Майкл, – но никак не влияет на то, что следует сделать. Просто я бы хотел, чтобы они нашли иной способ заполнить пустоту внутри себя.