Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник

Когда на Баттерса обрушилась волна энергии, он выдержал этот натиск не хуже, чем одинокая морская скала выдерживает натиск прибоя. Землю вокруг распорол, разорвал и вывернул наизнанку жаркий поток беспощадной энергии. Семь размеренных ударов сердца простоял Баттерс перед этим приливом, крепко сжимая меч, а из ослепительного света, густейшей тени и разлетавшихся во все стороны комьев почвы проступила у него за спиной смутная рослая фигура, нежно обнимающая его своими крылами, будто орлица, оберегающая орлят от капель дождя.

А затем, как случается с любым, даже самым оголодавшим приливом, волна энергии схлынула.

И наступила полная тишина.

Окруженный разрухой, но целый и невредимый Рыцарь Веры сиял в белом свете Фиделаккиуса. Не причинив ему никакого вреда, огонь выжег всю приставшую к нему грязь, и Баттерс остался стоять нетронутым и неопалимым. Его белый плащ трепетал в потоках исходящего от земли горячего воздуха, а черные глаза решительно мерцали из-под идиотских спортивных гогглов.

Этне в недоумении смотрела на него.

– Знаете что? – В эпицентре апокалипсиса простой человеческий голос Баттерса звучал без намека на эпичность, мощь и браваду. Я не услышал в нем ни гнева, ни испуга. Он был… самый обычный. Голос нормального человека.

И не было во Вселенной ничего, что бросило бы более дерзкий вызов миру, который вознамерилась создать титанша. А если и было, такого я даже представить не мог.

Баттерс задумчиво покивал и продолжил:

– По-моему, вы переоценили свои силы.

– Оглядись, смертный. – Этне изогнула губы в презрительной улыбке. – Оглядись и узри беспомощные тела своих защитников, молодых богов и воинов твоего мира.

Баттерс огляделся, еще немного покивал, а затем спросил:

– Известно ли вам, кто в свое время одержал верх над каждым из этих созданий? – Он качнул подбородком в мою сторону. – Гарри Дрезден. А его вы еще не убили. – Он снова поднял меч и твердо подытожил: – И не убьете, пока я стою на этом месте.

– Маленький. Человек. – Титанша прищурилась. Ее взгляд сочился ненавистью. – Думаешь, тебе по силам остановить меня? Тебе одному?

– Дело не во мне, – возразил Баттерс. – И я не один.

– Посмотри по сторонам, глупец.

– Я. Не. Один. – Голос его не сделался менее твердым, но теперь в нем слышалась улыбка.

Я оплакал Баттерса и его мужество скупой слезой, поскольку титанша была права.

Поблизости снова протрубил рог йотуна, и это был глас самой судьбы, возвестившей о смерти моего города.

Я увидел, как из дымки на южной окраине парка выходит массивная фигура.

Этне взглянула туда же, а затем снова повернулась к нам, и презрение обожгло уголки ее улыбавшихся губ.

Но этот глупец, Рыцарь Веры, продолжал стоять на прежнем месте.

И оказалось, что я ошибался, а глупец был прав.

Иногда в этом заключается самая суть веры.

Иногда веры более чем достаточно.

На фоне дымки освещенный со спины гигантский силуэт стремительно превратился в фигуру поменьше, и из-за пыльной завесы разрушенного города на очищенное пространство парка выступил Речные Плечи. От смокинга не осталось даже лохмотьев, вывихнутая рука висела плетью, подпаленная шерсть потускнела из-за осевшего на ней пепла, а местами потемнела от крови, но зато Речные Плечи нашел свои очки, пусть даже с разбитой линзой.

На здоровом плече у него лежал йотунский рог.

Сасквоч обвел глазами парк и скроил невероятно свирепую гримасу. Громадные мускулы на руке напряглись и вздулись: Речные Плечи поднес рог к губам и трижды протрубил в него, и воздух содрогнулся от громкости и чистоты этих протяжных завываний, а по костяному инструменту расползлась свежая паутина трещин.

В ответ за непроглядным маревом прозвучал гортанный рев. На юге вспыхнул золотисто-белый свет, похожий на первый луч рассвета или блеск упавшей на землю звезды, и дымовой завесы как не бывало.

Мелькнуло что-то серебристое, а затем на крыше брошенной рефрижераторной фуры материализовалось дыхание рассвета в образе существа, видом похожего на скакового коня. По его гриве и хвосту струился свет, а яркий клинок во лбу сиял воплощением сладкой музыки. Верхом на нем восседала Сарисса, Летняя Леди, облаченная в густые пряди витых серебристых волос с произвольными вкраплениями цветочных лепестков. В руке она держала посох, сработанный из живого дерева, покрытый распустившимися цветами и увенчанный острым медным наконечником, с которого капала кровь.

За спиной у нее сидел закованный в броню Хват, Летний Рыцарь и мой коллега. Когда Летний единорог попятился и встал на дыбы, многоцветно сверкая передними копытами, Хват решительно воздел пылающий меч. В это же мгновение Летняя Леди, запрокинув голову, испустила призывный вопль, и на этой вибрирующей ноте грандиозный столп золотистого огня выжег марево, а вместе с ним и небесные тучи, обращая остатки измороси в пар и радужный туман.

Перекрывая лязг смертной битвы, раздался ответный вопль, и непокорный столп голубого света вознесся к ночному небу, беря начало в неустанно метавшейся по полю боя фигуре Зимней Леди.

К рефрижератору подступили войска под началом барона Чикаго.