Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник

Дождь такой силы попросту не может продолжаться долго. Этот длился примерно тридцать секунд. Максимум шестьдесят. А затем резко прекратился, будто перекрыли кран, если не считать отдельных несущественных капель, и вместе с ним истощился переполненный резервуар концентрированного ужаса.

Когда источник энергии иссяк, мрачный огонь глаза Балора потускнел и почти погас.

С коротким возгласом Этне схватилась левой рукой за глазницу.

Титания опустила блестящее от воды лицо, решительное и неподвижное, как сама земля, и взгляд ее ярко-зеленых кошачьих глаз сфокусировался на титанше.

Слейпнир взревел и снова встал на дыбы. Великий конь грыз удила и рвался в бой, а в руке его великого наездника сверкал бело-голубой огонь живой молнии, и вокруг обоих плясали кошмарные тени.

Глядя на титаншу, Эрлкинг кровожадно улыбнулся.

А затем бессмертные вступили в бой.

Это произошло мгновенно. Я не видел ничего, кроме сгустков энергии и размытых движений. Звуки наслаивались друг на друга с такой скоростью, что их невозможно было разобрать или идентифицировать, а волшебные огни вспыхивали так ярко, что я непроизвольно вскрикнул от рези в глазах.

Пренебрегая физическим оружием, эти создания обменивались магическими ударами. За долгие столетия все они поднаторели в чародействе куда лучше меня, и каждый умел оформлять несколько одновременных заклинаний. Даже будь я на пике формы, причем с гарантиями безопасности, все равно не смог бы рассмотреть эту схватку во всех подробностях. Участвовать в ней? Не смешите меня.

В бою было задействовано столько энергии, что мое Зрение начало различать отдельные образы наподобие света, такого яркого, что он жег глаза даже сквозь сомкнутые веки. Очертания сражавшихся расплывались, будто каждый из многочисленных слоев одного и того же образа вдруг начал двигаться по-своему, отдельно от остальных. На меня нахлынуло ошеломляющее осознание, что я смотрю на потенциальные варианты реальности и эти версии накладываются друг на друга, когда бессмертные умы заглядывают в будущее, а на основании увиденного подстраивают и перестраивают свои действия. Выходит, они не только творили одновременное множество чар, но и продумывали каждую из доступных возможностей, а это все равно что играть в уме в трехмерные шахматы, одновременно жонглируя включенной цепной пилой, горящим факелом и шаром для боулинга, при этом балансируя на провисшем канате.

А затем все эти расчеты, вся энергия, весь потенциал воплощались в единственной точке времени. Перестав сдерживать себя, бессмертные выкладывались в битве на сто процентов и с нечеловеческой педантичностью концентрировали неописуемую силу для нанесения молниеносных точечных ударов.

Затем грянул гром, от которого я едва не лишился слуха, и вспыхнул свет, от которого я едва не потерял зрение. По воздуху пробежала тошнотворная рябь, рожденная грандиозным выбросом энергии в микроскопической точке пространства.

Там, где только что сражались четверо бессмертных, образовался тлеющий кратер.

От Эрлкинга не осталось ничего, кроме обгоревшего силуэта: наполовину угольно-черные кости, наполовину опаленная плоть и оплавленный металл.

В нескольких ярдах от него лежал на боку оглушенный Слейпнир, а рядом – его всадник в дымящемся черном плаще.

В центре кратера, широко и уверенно расставив ноги, стояла Этне, державшая за горло обмякшую и, по всей видимости, бесчувственную Титанию так, что ноги Королевы Лета болтались в шести дюймах над землей. Титаническая бронза – то ли броня, то ли вторая кожа – обгорела, но осталась невредимой.

– Жалкое зрелище, – проурчала Этне, глядя на Титанию широко раскрытыми глазами, покачиваясь и тяжело дыша. – Мне не нужен глаз Балора, чтобы разделаться с гоблином, одержимым манией величия, истощенным от недоедания престарелым богом и заигравшейся в королеву маленькой девочкой.

И небрежным движением она воткнула Титанию головой в землю, оставив тело Королевы Лета нелепо торчать у своих ног.

Я смотрел на все это, не в силах отвести взгляд.

Одноглазый не шевелился.

Скелет Эрлкинга задергался. На почерневших костях, как в ускоренной съемке ползучего плюща, отрастали связки и нервная ткань, но процесс регенерации займет несколько часов.

Этне одолела Титанию.

Не кого-нибудь, а саму Титанию.

И даже Мэб получила технический нокаут.

Окинув взглядом троих павших оппонентов, Этне хихикнула по-девчачьи, и этот звук был настолько истеричным, что я окончательно пришел в ужас.

А затем титанша потеряла равновесие.

Нет, она не упала. Но пошатнулась.

Она проявила слабость.

Зимняя мантия мигом сделала стойку и плотоядно облизнулась.

С учетом своего снаряжения Этне была могущественной и чертовски сильной, но этот бой не прошел для нее даром. У нее имелись ограничения, а любые пределы имеют свойство заканчиваться.

А это значит, что Этне не всесильна.

Ее можно победить.

Даже не взглянув на меня, она подошла к распростертой на земле фигуре Одноглазого и с упреком поцокала языком:

– Предупреждала же, глупец. Смотри, во что ты превратился по милости смертных. Мы никогда не нуждались в их любви. Мы нуждались в их страхе.