– Эй, эй, Рудольф, давайте-ка полегче, – сказал я. – Поймите, надо уходить, да побыстрее. Этот враг не последний. Нам пора бежать.
– Заткнись, заткнись! – заверещал Рудольф, направляя пистолет на меня. – Заткнись на хрен, ты, поганец!
Я начал поднимать руку, собираясь разоружить его, ударить волной энергии, но ничего не вышло.
Я посмотрел на руку. Велел ей подняться, но она проигнорировала приказ. Я не знал, что происходит за облаком статики, накрывшим мою нервную систему. Боже мой, похоже, дело в том, что я снова вывихнул плечо, но забыл об этом, поскольку не чувствовал боли.
– Рудольф! – хлестко и властно окликнула его Мёрфи. – Мы хотим тебе помочь. Иисус, Мария и Иосиф, хотя бы убери, черт подери, палец со спуска!
Рудольф снова повернулся к ней и, тыча в ее сторону пистолетом для большей убедительности, провизжал:
– Я не собираюсь тебя…
Прогремел выстрел.
Забрызганный алым тубус гранатомета с металлическим лязгом грохнулся на асфальт.
Мёрфи упала как подкошенная.
Глава 22
Потрясенный Рудольф просто стоял и смотрел то на пистолет, то на Мёрфи:
– Что? Что?
– Медик! – заорал я и бросился вперед. – Медик! Медик!
Мёрфи лежала за мотоциклом, подвернув под себя голень. Тубус гранатомета до сих пор покачивался там, где упал.
Я опустился на колени. Широко раскрытые глаза Мёрфи смотрели в небо.
Снова вспыхнул глаз Балора, и мир ненадолго окрасился в малиновый цвет.
Мне было плевать.
Я расстегнул куртку Мёрфи, разорвал блузку.
Пуля угодила в шею, на четверть дюйма выше кевларового бронежилета, но после попадания изменила траекторию и вышла чуть ниже и дальше левого уха, оставив рваную рану, из которой фонтаном выплескивалась кровь.
– О господи, Кэррин… – Я сбросил плащ, стащил рубашку – через голову и в такой спешке, что она порвалась, – соорудил из нее нечто вроде тампона и зажал зияющую рану. Если не двигать плечом, травмированная рука кое-как функционировала. – Медик!
Крови было столько, что рубашка промокла насквозь.
Я услышал, что к нам кто-то бежит.
– Кэррин, я здесь. Сейчас тебе помогут. Держись.
Она кашлянула кровью.
– Гарри…
Когда Мёрфи назвала меня по имени, ее губы покрылись алой пеной.
Она едва могла говорить.
– Я здесь, – сказал я. Трудно было рассмотреть Кэррин. Очертания расплывались. – Я здесь.
Вокруг ее золотистых волос натекла целая лужица крови.
Тот, кто бежал к нам, вдруг остановился.
В горле у Мёрф забулькало и захрипело.
Я поднял глаза. В десяти футах от нас стоял Уолдо Баттерс. Он смотрел на Мёрфи.
По его лицу все стало ясно.
– Нет, – сказал я. – Нет, нет, нет… Кэррин? Ну же, Кэррин!
На секунду она перевела взгляд на меня и слабо улыбнулась. В углах ее глаз появились морщинки. Лицо стало серым. Губы посинели.
– Нет. Лучше Мёрф. От тебя мне нравится слышать «Мёрф».
– Ладно. – Горло сдавило так, что я едва говорил. – Мёрф.
– Гарри. – Она поднесла руку к груди и легко коснулась моей ладони. – Я лю…
Ее глаза встретились с моими. Отвернуться я не сумел, поэтому заглянул ей в душу.
И увидел, как гаснет пламя свечи.
Ее глаза опустели. Просто опустели, будто окна заброшенного дома. Только что напряженное тело пыталось дышать, на лице читались боль и смятение, а затем…
Не осталось ничего, кроме заброшенного дома.
– Нет, – сказал я, – нет-нет-нет.
И склонился над ней. Базовая поддержка жизнедеятельности: дыхательные пути, дыхание, кровообращение. Чтобы проверить проходимость дыхательных путей, я открыл ей рот. Он был полон крови.
Из-за слез я уже не видел ее, но все равно стал делать искусственное дыхание.
– Гарри, – сипло окликнул меня Баттерс.
Я сделал пять глубоких вдохов и выдохов. Узнал, какова ее кровь на вкус.
– Надави!
Баттерс с потрясенным лицом опустился на колени, явно двигаясь на автопилоте. Он положил ладони на тампон, и я стал делать массаж сердца.
Но дом был пуст.
Я снова сделал искусственное дыхание. Затем массаж.
– Гарри, – сказал Баттерс. – Гарри.
Пять выдохов. Массаж. Трудная работа. Через пару минут у меня страшно закружилась голова.
– Гарри, бесполезно, – сказал Баттерс. – Ничего не выйдет.
– Ну же! – крикнул я. – Ну же, Мёрф!
Я снова наполнил ее легкие воздухом.
При следующем массаже сломал ей ребро.
Но это не имело значения.
В доме никого не осталось.
Баттерс осторожно коснулся моих запястий и осторожно отвел мои руки от Кэррин.
– Гарри, – начал он заплетавшимся языком, – даже будь она с самого начала на операционном столе…
Я не отводил взгляда от ее лица. От ее глаз.
Мне всегда было страшно заглянуть ей в душу, ведь тогда она заглянула бы в мою, а те, с кем такое случалось, видели в ней нечто неприглядное. Опасаясь потерять Мёрф, я старательно избегал духовзгляда.
А теперь было уже поздно.
Говорят, глаза – зеркало души. Ее окна.
Глаза Мёрфи стали окнами пустого дома.
В них стало не на что смотреть.
Я прижался лбом к ее лбу и разрыдался, крича при этом от ярости и отрицая реальность. Знаю, я издавал чудовищные звуки, мало походившие на человеческие.
Наконец я почувствовал на плече руку Баттерса.
– Гарри, пора идти. У нас нет выбора.
Я стряхнул его ладонь, свирепо дернув плечом.
Ее больше не было.
Моей Мёрфи больше не было.