Архон

Комнаты были доверху забиты всевозможными дарами. Игрушки, резные фигурки животных, которые умели ходить и рычать, настольные игры, мячи, волчки, прочие хитроумные штуковины. Гильдия актеров подарила Архону большую модель театра с куклами, изображавшими зрителей, и набором артистов, с которых можно было снимать маски, а в придачу — целую библиотеку пьес. В комнате у подножия лестницы стояли сундуки с платьем и дорогими тканями; наряды были раскиданы по полу вперемешку с дынными корками. По коридорам и галереям вилась дорожка из рассыпанного изюма. Из-под ног Мирани то и дело улепетывали какие-то мелкие зверушки: крыса, тушканчик, целый выводок пушистых существ наподобие морских свинок. В одной из комнат в клетке на длинном суку полу-бодрствовала огромная рептилия; клетка подогревалась проходящими внизу трубами, и чудовище сидело неподвижно, поблескивая зеленой чешуей и пристально глядя вдаль немигающими выпуклыми глазами. Мирани засомневалась, жива ли ящерица, но та вдруг с ужасающим проворством метнула вперед длинный язык и поймала муху.

Нигде не было ни души. Толкнув еще одну дверь, Мирани обнаружила, что она забаррикадирована; толкнула посильнее — на другой стороне опрокинулся стол, усыпанный фруктами — наполовину съеденными. Девушка заглянула в комнату и снова позвала:

— Архон!

Внутри стоял полумрак, свет едва пробивался в окно, затянутое шелком. Послышался шорох; навстречу Мирани скользнула большая зеленая змея. Девушка торопливо отскочила и захлопнула дверь.

У него есть всё, чего только может пожелать мальчишка. Весь дворец превратился в рай для ребенка. Когда пошел дождь, люди не помнили себя от радости; все колодцы в городе наполнились до краев, по канавам и трубам текла вода. На следующее утро от самого Порта ко дворцу выстроились очереди; горожане несли в дар айву и бесценные сливы, золотые монеты и шелка, кольца и туники, музыкальные инструменты, всевозможных животных, тысячи свитков со сказками и рисунками. Но в основном — игрушки. К Архону стеклись все развлечения и игры, какие только есть на свете, но не с кем было в них поиграть. Он стоял на крыше в серебряной маске, маленький и безмолвный, и с благодарностью махал дарителям.

Мирани подошла к лестнице и поглядела вверх.

— Алексос! Где ты? Это я, Мирани.

Никто не имел права разговаривать с Архоном, никто не видел его лица. Но она, Сетис и Орфет нарушали это правило. Орфет однажды поклялся, что даже смерть не разлучит его с мальчиком, вошел в покои, уселся и сказал: пусть только кто-нибудь попробует выгнать его. Аргелин не стал и пытаться. Вместо этого он в тот же вечер начал присылать вино.

Целыми бочками.

Вина красные и белые, с виноградников Пароса. Перегнанный спирт в амфорах, привезенный купцами из-за морей. Сладкий мед и хмельное пиво из ячменя.

Для погребов Архона.

Да, с горечью подумала Мирани, поднимаясь по широкой мраморной лестнице. Аргелин сумел расправиться со своими врагами. Просто дал им то, чего они хотели. Исполнил заветные мечты.

Кроме нее. Он не знал, чего она хочет.

«Знать — это дано только Богу».

На четвертой ступеньке она остановилась.

— Где ты?

«В комнате-джунглях, Мирани».

По левую руку высилась большая дверь, окованная бронзой и украшенная изображением Скорпиона. Она, скрипнув, отворилась, и Мирани вошла.

Эта комната превратилась в лес: полы были устланы дерном, к потолку вздымались высокие деревья, увитые лианами и утыканные искусственными ветвями. Через распахнутые окна впархивали бабочки, привлеченные нектаром экзотических цветов; среди крон, чирикая, сновали стайки крохотных ярких птичек. По ветвям скакали обезьяны всех пород — большие бабуины и мелкие серые мартышки с малышами, цепляющимися за материнский живот; длиннохвостые лемуры раскачивались на ветках и с визгом и шелестом кувыркались в листве. С ними резвился и Алексос — он висел вверх тормашками, уцепившись коленями за ветку, и кормил кусочками яблока шимпанзе величиной с него самого.

— Мирани!

— Боже мой, Алексос! — воскликнула девушка. — Ты же упадешь!

— Не упаду. У меня ловко получается. Смотри, как мы с Эно умеем! — Он раскачался, и ему на спину, вереща, вскочила маленькая коричневая обезьянка — его любимица. Мальчик соскользнул по веревке, опять повис на ветке, потом перекувырнулся и, взъерошенный и запыхавшийся, спрыгнул на густую траву рядом с Мирани. — Видела?

Он подрос. Щеки раскраснелись, в глазах блестело озорство, но его красота была красотой Бога. Поддавшись внезапно нахлынувшему отчаянию, Мирани опустилась на увядающую траву и обхватила руками колени.

— Он вернулся? Дал о себе знать?

— Нет. — Мальчик посмотрел на нее, и его радость поблекла. Он присел на корточки. — Я разослал слуг искать его повсюду.

— А в погребах смотрели?