Арлекины и радуги

На столе, покрытом льняной скатертью с вышивкой, был расставлен чайный сервиз, на блюде стоял торт, и нескольких кусков в нем не хватало. Рядом с тортом – открытая коробка конфет и пепельница с окурками.

– Ты принимала поклонника? – Вера напустила на себя такой же, как у матери, таинственный вид.

– С ума сошла! – хихикнула Татьяна Викторовна, польщенная. – Нет, конечно!

– Тогда в честь чего банкет?

– Ты лучше садись, – ответила мать, – будем чай пить.

Она быстренько составила в стопку использованные чашки и блюдца и понесла их на кухню. Вера пошла за ней – вымыть в ванной руки.

Мама погремела посудой, выбросила окурки, открыла пошире окно, чтобы из квартиры вытянуло табачный запах. Они сели, Татьяна Викторовна налила им чаю, потянулась положить Вере торт, но та остановила ее руку.

– Как твоя командировка? – мать начала издалека.

– Нормально. Проверила, что они тут успели за неделю. Наши требования выполнены, делегация может приезжать. Делегация ЮНЕСКО, я имею в виду. Ты лучше скажи, кого тут принимала. Выглядит подозрительно, – Вера кивнула головой на накрытый стол.

– Это, скорее, твоя командировка выглядит подозрительно. Оказывается, ты с Костей Садовничим встречалась! А нам ни слова!

– С кем? – растерявшись, спросила Вера.

– С сыном Ярославы Афанасьевны. Только не делай вид, что не понимаешь. Ты бы видела, какой он сюда прибежал – лица нет, руки трясутся.

– Почему еще?

– Тебя искал! Вероника, говорит, так внезапно пропала, а мы с ней вместе прилетели. Кстати, это правда?

– Ну… – Вера запнулась, потом призналась: – Отчасти.

– То-то мне странно показалось: сидел он дома после того скандала в Москве, сидел, и вдруг сорвался, полетел в Австрию. Мне Ярослава Афанасьевна рассказала. Естественно, я сложила два и два.

– И что дальше?

– Посадила его чай пить. Надо же было расспросить, в чем дело.

– Так… И что он рассказал?

– Что полетел в Вену по работе, там встретился с тобой, и вы вместе вернулись. Только мне что-то не верится. Какая у него работа сейчас? Ярослава Афанасьевна говорила, его даже в областной театр брать не захотели. Признавайся, это ты его с собой увезла?

– Мам, ну он же не кошка! Как я могу его увезти?

– Да очень просто! Ты же сама говорила: можешь любые билеты купить, любые документы оформить. Решила ему показать, как хорошо живешь, а? После всего! – Мама многозначительно подмигнула.

Вера опешила:

– Ты это о чем?

– Ну как о чем! Ты же всю школу за ним бегала. Плакала по ночам в подушку.

Вера попыталась отвертеться:

– Да ничего подобного!

– Не ври! – учительским тоном возразила мать. – Думаешь, я не знаю, зачем тебе понадобился его театр? При том, что ты на людях два слова сказать боялась! А тут вдруг – буду играть, попроси, чтобы взяли в кружок.

Вера почувствовала, как на щеках выступает предательский румянец.

– А как ты его у двери караулила? Да по тебе часы можно было сверять! Как начало девятого, ты одетая в прихожей крутишься. Только Костя вниз, и ты следом.

Вера, красная как рак, уткнулась в чашку с чаем. Мама продолжала напирать:

– Мы с бабушкой все видели. Беспокоились, конечно. Костя же старше, у него уже и девушки были. Эта… Зуева, да?

– Маргарита.

– Ну вот, все ты помнишь. Мы сколько сил положили, чтобы отправить тебя в Москву! Подальше от него. Надеялись, ты забудешь. Но ты не забыла, похоже.

Внезапно мать нахмурилась, посмотрела на Веру испытующе:

– Признавайся, худела тоже из-за Кости?

– Да ничего подобного! Просто хотела стать нормальным человеком.

– Нормальным? Да ты себя чуть в могилу не загнала!

– Не загнала же…

Вера замолчала, разгладила скатерть ладонью. Вышивка крестиком – маки, незабудки, пшеничные колосья – была шероховатой на ощупь. Татьяна Викторовна почувствовала, что настроение у дочери переменилось, заглянула ей в лицо.

– Что-то не так?

– Ты только не волнуйся, – начала Вера, запоздало осознавая, что такие слова – однозначный сигнал тревоги.

Мама побледнела:

– Не томи! Что случилось?

– Я узнала, что у меня не может быть детей.

Татьяна Викторовна охнула, прижав ладонь к груди. Вера поспешно договорила:

– То есть не совсем не может, но с этим будут проблемы. Большие.

– Что это значит?

– ЭКО или суррогатное материнство.

Татьяна Викторовна выдохнула; тревога мешалась на ее лице с облегчением.

– Ну с такими деньгами, как у твоего мужа, это не страшно. Сделаете ЭКО.

– Мы уже делали. Дважды. Не получилось.

– Вероника! – охнула мать. – Почему ты мне не говорила?

– А для чего? Чем бы ты помогла?

– Но вы будете еще пробовать? Ты только не сдавайся, ни в коем случае! Я видела по телевизору: рожают и с четвертой, и с пятой попытки…

– Мы решили остановиться.

– И что, остаться без детей? Нет, это невозможно! – Глаза Татьяны Викторовны сердито вспыхнули, брови сдвинулись к переносице.

– Вот и мой муж так считает, – усмехнулась Вера. – Поэтому подает на развод.

– Что? – воскликнула мать и покрутила головой, будто это не Вера сказала, а кто-то другой, невидимый. – Как на развод?

– Мам, успокойся, пожалуйста, – Вера взялась за чайник, хотела налить Татьяне Викторовне еще, но та накрыла чашку ладонью.