Арлекины и радуги

Гуннар присел к ним, рассказал вкратце, о чем шла речь на совещании – рабочих дел он от жены не утаивал, – и упомянул заодно, что Вере придется поехать в Женеву на несколько недель. Командировки были ей привычны, но в этот раз лететь не очень хотелось. Она планировала обжиться в новой квартире, но что поделаешь – работа есть работа.

Маленькая Женева, лежавшая, как на дне чаши, между горами, плавилась от жары. Вера старалась поменьше выходить на улицу и допоздна сидела в офисе с кондиционерами. Ее отель находился возле озера, напротив знаменитого фонтана. Гигантский столб воды устремлялся горизонтально вверх – ветра не было совсем. От утренних пробежек Вера отказалась и тренировалась только в спортзале. Ее преследовала усталость, не проходившая даже после сна. Она вставала с трудом, заставляла себя завтракать, ехала на работу. Там взбадривалась волей-неволей, но к вечеру опять валилась с ног.

Вера списывала это на несколько перелетов, стресс от переезда, от недавней нервной встряски. Потом, когда однажды на нее накатила тошнота и пришлось даже бежать в туалет, вспомнила про тест на беременность, завалявшийся в косметичке еще с тех пор, как они с Магнусом пытались завести ребенка. Откопала его, сделала – тест был отрицательный. Вера выдохнула с облегчением.

Потом жара отступила, и стало можно выходить на прогулки перед сном. С озера тянуло прохладой, и от фонтана на сотню метров летели брызги. Рядом прогуливались местные пенсионеры, кормили черных лебедей с ярко-красными клювами. Вера покупала в киоске мороженое, садилась на скамью у самой воды. Озеро плескало ей под ноги, волны перебегали по камешкам на дне. Вере хотелось спать, глаза слипались, мороженое казалось приторным. Она лизала его несколько раз, потом выбрасывала в урну.

Что-то странное творилось и со зрением: она видела все немного размытым, как будто не в фокусе. Купила на всякий случай линзы посильнее, надела, но ничего не изменилось. Временами на нее накатывала тоска – животное чувство, пробиравшее до костей. Она пыталась докопаться до его причин, но ничего не получалось. Мир вокруг меркнул, уходил в темноту, жизнь лишалась смысла. Хорошо, что это продолжалось лишь несколько секунд, а потом возвращалась привычная спокойная отстраненность. Вера давно научилась не жалеть себя и не потакать собственным капризам, и сейчас эта привычка очень ей помогала.

Она напоминала себе, что рассталась с Костей сама. Что тосковать по нему не имеет смысла. Она получила, что хотела – они были вместе, и Костя принадлежал ей. Можно было поманить его, и он бы прибежал, Вера это точно знала. Сейчас он в Вене, готовит постановку. Совсем близко, рукой подать. С другой стороны, хорошо, что они не в одном городе. Вера не была уверена, что удержалась бы от встречи с ним в момент слабости.

Она и в интернете не искала его имя, не высматривала информацию из оперы, где Костя работал. Наверняка на сайте были пресс-релизы и интервью с ним, но она избегала заходить туда. В российской миссии в Женеве за ней ухаживал атташе по культуре, давний знакомый. Несколько раз они встречались, выходили куда-нибудь. Вера даже думала уступить ему, пригласить к себе в номер – просто отвлечься от надоедливых воспоминаний. Потом отметала эту мысль, понимая, что случайная связь ничем не поможет.

Фатализм не был ей свойствен, она привыкла добиваться желаемого, но сейчас не понимала, чего хочет. Что нужно сделать, чтобы на душе стало легче? Раньше от плохого настроения помогала диета – вместе с ощущением голода приходило чувство, что она действует правильно, и Вера хвалила себя. Но сейчас она и так была худая, как щепка, а встав в номере на весы увидела, что потеряла два килограмма. Собственно, это было заметно – брюки на ней сидели совсем свободно, юбки скользили на бедрах. В попытке приободриться она прогулялась по магазинам, купила тонкий кашемировый свитер с коротким рукавом, но радости не испытала – подумаешь, кусочек шерсти! Свитер так и пролежал на полке до самого ее отъезда обратно в Вену.

В новую квартиру надо было покупать посуду, приглашать консьержа, чтобы заменил лампочку во встроенном светильнике. Каждое из запланированных дел распадалось у Веры в голове на множество задач, список рос и казался ей неподъемным. Она так и сидела без тарелок и бокалов, ела не дома, а про лампочку вообще забыла, потому что не включала верхний свет. В полутьме она сидела на диване перед картиной и смотрела в нее, как в экран. Ей казалось, что там, в этой раме, и идет настоящая жизнь, а у нее – только тени.

Даже в зал Брейгелей в Музее истории искусств, ради которого поселилась на Марияхильфер, Вера не заглядывала. Раньше картины со смешными человечками ее забавляли и утешали, но сейчас она не рассчитывала на них. Театры были закрыты, сезон еще не начался. Оставалось только сидеть в ресторанчике на первом этаже, пока не закроется кухня и официанты не начнут переворачивать стулья.