Арлерт-Харт (СИ)

— Нет, — с уверенностью заявил парень. Затем, нахмурившись, он рассказал, как производил по дежурству уборку в медицинском кабинете, шел выливать ведро и услышал тихий, едва уловимый для человеческого слуха, писк. Он пробрался в кусты, уже примерно зная, что там увидит.

— Я тщательно осмотрелся, выискивал его гнездо, но ничего не нашел. Словно его просто кто-то взял и закинул к нам за стену, — говорил Арлерт.

Такое сравнение показалось Энни забавным. Она-то сталкивалась с подобной ситуацией и не считала, как Армин, такое предположение глупым. В этом огромном, необъятной мире, в котором сложно было найти начало и отыскать конец, возможно все.

— И я быстрей забрал одну пеленку, шел сейчас к Саше…

— Чтобы она тебе его приготовила? — усмехнулась Энни, не понимая, зачем вообще идти с любым животным к Браус. К этой сумасшедшей и дикой девушке, в чьих жилах текла настоящая охотничья кровь.

— Что ты такое говоришь? — даже возмутился парень. Он приложил одну руку ко лбу, полностью, очевидно, пораженный такому заявлению. Энни просто пожала плечами, не находя в своих словах ничего такого.

Ну, подумаешь, птенец. Даже если он очень милый, все равно это в первую очередь животное, коих даже в их небольшом лесе возле лагеря водятся пруд пруди.

— Саша просто выросла в лесу, имела дело со многими животными, — пояснил Арлерт. Энни чудом подавила в себе желание не пошутить про обеды и ужины, — поэтому она бы знала, что с ним сделать. И необязательно бы предложила его съесть.

Арлерт еще раз осужденно взглянул на Энни, после чего положил птенца в пеленке на землю. Энни присела на нее, даже с интересом наблюдая за тем, как Армин разматывает пеленку, являя ее взору крошечный комок, вблизи легко принимаемый за мягкую игрушку, а издалека — за яркое странное пятнышко.

Окрас у него был преимущественно черным, лишь грудка с вкраплениями желтого, посередине которой еще была темная полосочка. Птенец быстро заморгал черными глазками, лежа с, кажется, довольным видом.

Энни не могла это точно утверждать, ибо животные, а особенно птицы были последними в списке ее интересов. Но сейчас девушке хотелось осмотреть это крохотное создание поближе. Даже не испытывая никакой неловкости под пронзительным взглядом огромных голубых глаз Арлерта, Энни осторожно погладила птенца. Он был очень мягким, точно плюшевым. Оперение его еще не успело смениться с детского пуха на настоящие перья.

— Нравится, да, — как вердикт, вынес Арлерт. Энни отдернула руку и наигранно фыркнула, — Не надо тут! Я знаю, что нравится!

Сложно было это скрывать. Птенец и правда казался Леонхарт очень милым. Она, возможно бы, даже поддержала его сама в руках, если бы не боялась его реакции. В одной из книг, которые они с Армином недавно прочли, один из персонажей говорил, что дети очень чувствуют эмоции и хорошо различают хороших и плохих людей.

Все-таки, ее руки, с вечно грубой кожей от ударов, не такие как у Армина. Даже не смотря на то, что они тоже были не в идеальном состоянии, с обычными трудовыми мозолями, Армин сам по себе внушал полное доверие. Может, птенцу даже пеленка не нужна была. Теплоты этого парня хватило бы на целый рой.

— Здорово, Армин. Ты такой хороший человек, — сказала вдруг Энни, сама не понимая, зачем. Армин тоже не понял — он непонимающе захлопал глазами, перевел потом, зачем-то, взгляд на птенца. Он уснул.

— Ты тоже хороший человек, Энни, — сказал в ответ парень и положил руку на плечо изумленной Леонхарт.

Меньше всего на свете она ожидала таких слов. Даже от него.

Армин чуть сжал ее плечо, приблизился лицом ближе, растянув губы в очередной улыбке, слегка неуверенно, правда, спросил:

— Ты же поможешь мне с ним дальше?

— Как? — только ответила она.

— Не знаю. Но вместе — придумаем.

***

Энни ясно выбивалась из общей атмосферы. Как неожиданно упавшая снежинка на раскаленный и мягкий песок.

Все здесь светилось такой радостью, счастьем, ликованием, что Леонхарт не удивилась бы, если даже из ее кружки вдруг вылезла бы очередная рука с протянутым «Дай пять!»

Она устала отбиваться от курсантов, ставших неожиданно слишком открытыми и любезными. Ей даже хотелось сделать лицо кирпичом и встать в боевую стойку на остаток вечера. Но скорей, даже если бы они ее обходили, то напоследок наверняка за что-нибудь потерли, точно статую Короля на удачу.

Энни, что была всю жизнь далека от эмоций, никогда не могла понять, как людям удается менять их с невероятной скоростью. Вот, курсант какой-то со с 102, кажется, отряда — только на линейке брезгливо оттолкнул ее, точно подзаборную шлюху. А сейчас улыбался в лицо, спрашивая, как настроение.

Настроение? Да нормально. А как ты, вшивый лицемер?

Может, она преувеличивала. Сказывалась вообще, возможно, расслабляющая атмосфера и мысль о том, что тяжелая учеба закончилась. Или просто алкоголь все так раздобрил.