Армагеддон

— Пожалуй, я так и сделаю.

— Не сомневайся, Доберман.

— Спасибо, выручил, Слоненок.

— Бросайся и хватай их за жопу.

— Ну, ты забыл, я все-таки добер ман.

— Я не забыдл, это ты забыдл.

— До встречи в редакции.

Я залаял и зарычал, подражая злобному псу.

Он в ответ задудел в нос.

Все обстояло, как прежде. Да и что здесь могло измениться. Возможно, приснилось. Летаргический сон, продолжается целую неделю, бывает в природе. Вот Гоголя откопали, а он на другой бок повернулся. Хотя на какой другой бок, он же носом вверх лежал! Чем? Ну, произведением своим вверх! Куда вверх? В крышку гроба. Чепуха какая-то!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Так и пошло и поехало по старым рельсам под прежний мотив. Впрочем, кое-что поменялось. Например, жена. Я-то помню, что у меня Тамара была и шрама у меня на лбу наискосок не было. А радикулит не беспокоит. Недавно себя в зеркале изучал. Толстое стекло старалось выглядеть честным до малейшей подробности. Но что-то в нем с краю поблескивало косым срезом (зеркало старое), из голубоватой глубины подмигивало — чем, не разглядишь.

Размашистые брови, вечная небритость, этот шрам. И смотрит отчужденно. Кто его знает, может быть, и не я. Но окружающие на этот счет не беспокоятся. Наверно, им видней. Хотя мы ведь к другим не присматриваемся. Какими запомнили когда-то, такими и видим. Прическу поменял! Заметим. Усы сбрил! Тем более. А тот ли человек перед нами? Паспорт есть, значит, сомнения нет. А потом и говорим: «Этого я от него не ожидал!» «На него это непохоже». А он совсем и не тот. Ну, да ладно.

Выждал несколько дней, Татьяне позвонил. Не удивилась, сразу к себе позвала. Я сразу и поехал.

Живет в белой башне-многоэтажке на краю Ленинского проспекта. Само название, казалось, должно исключать всякую мистику. Но пока ехал, минут сорок, пришел к выводу: в самой фигуре вся мистика и заключается, хоть материалисты ее и отрицают. И просто видно, как от этой восковой куклы в мраморном торжественном подвале темные лучи во все стороны расходятся. Настоящий вуду. А вокруг — зомби, зомби, зомби. Не хватало только свежей кровью петуха желтый лоб окропить.

Шел наискосок через поле-пустырь с березками по краю шоссе. В любое время дня и ночи здесь собак прогуливают, без поводков. Рослые собаки носятся за палками и усердно их приносят хозяевам. Вечная игра. Доберманы (как я, я тоже быстрый), доги, ротвеллеры. Бросить бы им куклу, мигом бы растерзали. Зато зла в мире поубавилось бы. Вот такие и подобные им праздные мысли приходили мне в голову. Как понимаю, заслон, чтобы я не думал о том, что постоянно шевелилось в глубине, хотело оформиться — покоя не давало.

— Ну, здравствуй, лягушка-путешественница! — обняла и мимолетно, полудружески прижалась плосковатым, с девичьими грудками. Удивило: дома — она без берета, коротко подстрижена.

Усадила за чай, сервированный на журнальном столике. Естественно, к чаю — сыр и водка. Специально для меня расстаралась. Сама пила кофе.

— Картинки показывать будешь?

— О чем ты?.. — а сама улыбается — извилистая линия губ — ящерка пробежала.

— Я буду задавать сумасшедшие вопросы.

— На вопросы будут ответы.

— Поговорим как магнитофон с магнитофоном.

— Ты — свое, а я — свое.

— И никаких картинок.

— И никаких картинок.

— Представь себе, на берегу Тихого океана очень теплая ночь. Белая луна над темной полосой всякой кокосовой ветоши на песке. Мощные шлепки прибоя. В бунгало для туристов по стенам бегают ящерицы. Помнишь?

— Не помню, но вижу.

— Две ящерицы — одна залезла на спину другой — ведут себя совсем непристойно. Как впрочем и обитающие там мужчина и женщина. Вспомнила?

— Не помню, но знаю. Мужчина на спине женщины. Очень ярко изобразил.

— Не смейся.

— Я не над тобой, над собой.

— Тамара, это имя тебе ничего не говорит?

— Какая Тамара?

— Моя жена. Теперь ее нет, ну вообще…

— Интересно.

— В инвалидном кресле передвигалась.

— Понятно.

— Там, где мы оказались, она бегала легко, как девочка.

— Где же вы были?

— Во сне или у экватора, думаю. Но она там осталась!

— Кто?

— Тамара — моя жена и любовница.

— Насчет любовницы не уверена, но твоя верная и любящая — Алла, вот уже десять лет наблюдаем.

— А как же Тамара?

— Ты ее здорово придумал, вот что я тебе скажу.

Между тем вижу, за спиной моей собеседницы туманно рисуется. На мягкой кушетке, которая служит ей постелью, две головки рядом: каштановые кудряшки-завитушки — Таня и темная стриженая под мальчика — Тамара. Таня обнимает Тамару — рука между ног, та беззвучно смеется.

Я даже слов не нахожу.

— Но вот же она!.. Вот… Ты сама ее мне нарисовала!..

И стерла…

— Глупенький. Ты же знаешь, мне передалось и ты увидел.

— Но это же она!

— Конечно. Тебе приснилось? или ты вообразил. И в тебе такой заряд остался, что мне передалось.

— Но и ты там была. Со мной.

— Где я только с тобой не была.

— Я не про ЛСД!

— Ну, в другом месте и в другое время. Разные куски реальности. Совсем разные. Несовместимые друг с другом. А ты, голубчик, взял и наложил одно на другое. Так нормальные люди не делают. Вот такой странный Сингапур и получился, причем с китайскими узорами.