«Молодец, — подумал он о Саустине, — правильно начинает, хватит ли его на весь спектакль?» Позвонил Осинову, сказал, что его креатура Саустин пока не подвел, хорошо взялся за дело: расслабляет артистов, настраивает их на хулиганство и игру; он просил режиссера похвалить и, кстати, спросил, не нашелся ли автор Козлов. «Нет, — ответил Осинов, — ищем, а, если честно, — добавил он, — не очень-то ищем, потому что, если Козлов закозлит и не объявится, театру будет только в кайф: театр сэкономит на авторском гонораре». Осинов хохотнул. Так и сказал: в кайф? И похвалил себя за современность. Армен отложил трубку и подумал о том, что Иосич жук, но жук для театра полезный, потом выпил на радостях рюмку височки и выкурил сладкую мальборину. «Чем будем публику удивлять?» — вспомнил он вдруг великий вопрос великого режиссера Андрея Гончарова, под чьим руководством он играл долгие и счастливые годы. «А вот этим и будем удивлять», — ответил себе худрук. Зубодробительным взрывом «Фугаса» удивим, удивим и потрясем. Худрук снова выпил виски. Жизнь повернула на приятность, подумал он, но чего-то в ней лично ему все же не хватало. Чего? Музыки?
26
Вечер удачи. Вечер исполненных надежд. Как редко он выпадает и как высоко ценится людьми.
Пиво и водка льются вдвойне, разговоры и поступки выходят за рамки. Саустин впервые в качестве режиссера-постановщика, он ведет за собой театральный народ, и победа над диктатором как никогда близка. Саустин, рассказывая о читке и репетиции, так горячился, что перебивал сам себя. Окончательная победа — вот она, в пределах собственной тени, протяни руку, ухвати, упейся торжеством! Тем более, что тебя хвалит жертва, сам худрук.
Но не забегай вперед, режиссер, не торопи!
Об этом у Саустиных говорили и спорили весь вечер.
Петушились, хлопали крыльями и взлетали Олег и Виктор, Вика больше следила за ними, до поры молчала, ждала своей очереди.
— Почему молчит изобретатель детектива? — наконец, прокричал Саустин. — Каковы впечатления от репетиции, артистка Романюк? Правильным путем шагают господа артисты?
Вика отодвинула пиво, отложила в сторону чипсы.
Прямой вопрос — прямой ответ. Она давно ждала удачного момента. Вот он.
— Хочу признаться, мальчики, — сказала она. — Козлов — это я.
— Чего? — Саустин засмеялся. — Отличная шутка. Заценил.
Однако дальше мысль не развивал, взглянув на Осинова, понял, что завлит поверил Романюк сразу и накрепко, глотнул пива и язык свой реактивный придержал.
— А зачем, Вика? — спросил Осинов.
— Вас выручала, театр, Олега, — ответила Вика и сей же момент почувствовала, что Олега выручала зря, но озвучила так, как озвучила. — У моей подруги там товарищ служил, рассказывал много. Вот я и решила, вот и написала в три дня пьесу. Перечитала, в ужас пришла, что плохо, и положила в стол. А потом… я о ней вспомнила — о плохой пьесе в увлекательной упаковке. Достала и оставила на Юрином подоконнике. Нам был нужен долгий детектив и потом… даже плохая пьеса может принести пользу…
Осинов удовлетворенно крякнул.
— Я чувствовал, я знал: что-то здесь не так!.. А мы в интернете искали. Тысячи Козловых с козлиными бородами и без — все не то.
— Блин, — сказал Саустин, — действительно детектив получился. Долгий. Название: «Плохая пьеса для Олега». Здорово, артистка Романюк.
Мужчины, отягощенные новой информацией, выпили и умолкли. Требовалось переварить. Они и варили, варили быстро.
«А хорошо, что наша Вика и есть Козлов, что автор у нас свой, не со стороны, а из актеров, — думал Осинов. — Она в составе труппы, она на окладе, а это означает, что написание пьесы вполне может быть рассмотрено, как часть работы в театре, за которую она получает зарплату, что в свою очередь означает, что гонорар ей выплачивать необязательно; можно его, конечно, по желанию начальства, выписать, можно и не выписывать, — но платить необязательно, а это означает, что гонорар может повиснуть в воздухе… и его можно… поделить с Арменом — не возьмет! C Саустиным — этот возьмет, или, в самом крайнем случае можно этот гонорар…»
Мысль его прервалась на сладком предположении забрать гонорар себе, но от него немедленно пришлось отказаться, потому что в его смелых ушах живо прозвонил предупредительный звоночек: «Опасно, коррупция!», ужасно завлита напугавший и напомнивший ему живую картину камеры, тараканьих нар и пахучей параши, что они видели в поездке по Среднему Уралу на экскурсии в один из исправительных лагерей…
Осинов похвалил себя за оперативные и своевременные рыночные размышления, но остался в пределах современной человеческой порядочности, позволяющей воровать только там и тогда, где его никто и никогда не поймает.