Курсанты перемещаются кучками. В российских военных училищах такой вариант исключен. Только строем. Повзводно. От корпуса к корпусу. Тут у каждого учащегося за спиной черный рюкзак, в нем тетради, ручки, карандаши. Российские курсанты все свои причиндалы носят в офицерских кожаных сумках. У нас даже была мода – вырезать на передней части сумки лезвием названия родных мест. У меня, например, было вырезано: «Монино». А еще мы любили максимально отпускать ремни сумки, чтоб она не висела у пояса, а била нас при ходьбе по бедру. Но за это нам весьма доставалось. Такие финты могли себе позволить лишь парии, которым нечего было терять. Увольнений они лишены, и нарядов внеочередных на них висело, как блох на дворовой собаке. Я к таким париям как раз всегда относился.
А еще я здесь увидел, как (О УЖАС!!!) курсанты отдают честь без головных уборов. У меня аж голова закружилась, когда идущий нам навстречу американский студент, приветствуя нашего майора, приложил ладонь к своему черепу.
Я глазам своим не поверил! У нас давно бы такого «салютующего» смешали с отходной субстанцией! Я представляю, как первый же попавшийся ему российский офицер или сержант заорал бы: «Руку к пустой голове не прикладывают!!!» А здесь вот вам, пожалуйста. Прикладывают, да еще как! Да что там! Они и в гражданке воинское приветствие осуществляют! Идет вон товарищ в трусах и майке. Ну хорошо, в шортах и футболке, увидел старшего – раз ладонь к голове! Ну и нравы у них…
Петя повлек меня, взяв за плечо:
– Пойдем заглянем на кафедру иностранных языков.
– Ну пойдем. Зачем только?
– Поговорим с преподавателем русского.
Прошагав минут десять по длинным коридорам учебного корпуса, мы зашли в одну из дверей. Оказались в светлом большом кабинете. Хозяин его приподнялся из-за рабочего стола и, приблизившись, не подавая руки, поклонился.
– Дерил Смит. Вест-Пойнт, преподаватель.
– Сладков. Репортер.
– Ясно. Присаживайтесь.
Человек с самой распространенной на земле фамилией Кузнецов, звучащей на английском языке как Смит, усадил нас в кресла, сам сел напротив меня на стул.
Сухой и морщинистый, он очень напомнил мне Джорджа Буша-старшего. В темно-коричневом костюме и в бордовом галстуке, он сидел нога на ногу, сложив на бедре ладони. Я присмотрелся. Внешнее сходство со старым президентом США было приблизительным. У Буша были маленькие серые глазки и широкие скулы, ровный тонкий рот. У Смита глаза были черные, как маслины, пытливые, считывающие информацию со всех предметов, на которых останавливали свой взгляд.
Нос у преподавателя был с овальной горбинкой, уши небольшие, чуть удлиненные кверху. Я осмотрелся. Кабинет был больше похож на штаб активного путешественника, чем на офис ученого. Кругом – на шкафах, комодах, подоконниках, на стенах – стояли и висели фотографии в рамках. Только на них были не пейзажи, а портреты. Групповые и одиночные. Люди, люди, люди. В большинстве военные.
Подождав, пока мы освоимся и оглядимся, Дерил Смит начал рассказ – с места в карьер, будто мы его давно просили о встрече и он прекрасно знал, что нас интересует.
– Мы изучаем в академии иностранные языки.
Я кивнул.
– Мы убеждены в важности знаний иностранных языков. И сегодня потребность в таких знаниях увеличилась.
Я кивнул еще раз.
– Курсанты учат на выбор: французский, китайский, арабский и другие языки. Очень популярен русский язык.
Я заинтересованно поднимаю на Смита глаза. Он продолжает:
– Мы определяем четыре уровня знания курсантами иностранного языка. Первый – это их готовность к общению на простейшем уровне. Скажем так: «вода-еда». На втором уровне курсанты должны уметь поддерживать простой разговор. Третий уровень – диалог на общую с собеседником тему. Для нас это военная тема. Ну а на четвертом уровне курсанты должны свободно общаться с населением, с носителями языка. Того самого, который они изучили.
Видимо, Смит привык доводить информацию до людей, не слишком-то его интересующих. Поэтому мой скучающий вид не смущал его. Он продолжал:
– Знание иностранного языка удваивает потенциал офицера.
Для меня эта позиция казалась спорной. Знали наши офицеры в Отечественную войну 1812 года французский язык. Не помогло ведь на первых порах. Пришлось отступать к Москве и даже отдать Наполеону столицу. А вот как начали убивать французов, как всыпали им в Березине, так весь Париж русский язык учить начал, когда наши туда вошли парадным шагом. А Вторая мировая? Что советские офицеры знали-то на немецком? «Die Hände nach oben!», «Хенде хох!», ну, то есть руки вверх! А потом и в Берлине русский язык учили, в сорок пятом и до девяностого.
Преподаватель Смит продолжает говорить, не спуская с меня своих черных глаз:
– Нужно знать культуру носителей языка, понимать, как думают его носители, знать ценности народа, о котором мы говорим. Офицер должен понимать, как на этом языке лучше общаться. Мы учим курсантов, что сказать, как сказать и где сказать. Мы стараемся дать им знания по культуре страны, язык которой они изучают. Мы принимаем у себя курсантов из этих стран и отправляем в них своих курсантов.