– Это фрагмент стены Пентагона. Память о нападении террористов в сентябре две тысячи первого года на Вашингтон. Это фотографии ребят, погибших под обломками Пентагона. Я тоже был там и спасал их. Не удалось.
Мы замолкаем. Пьем чай. Но мне интересен этот сержант, я продолжаю его расспрашивать:
– А чтоб занять эту академическую должность, учились специально?
– Конечно. Я прошел положенные курсы в Форт Джексоне. И у меня высшее образование. Я психолог, у меня имеется гражданский диплом.
Аккуратно глотнув зеленого чая из маленькой чашки тонкого бело-голубого фарфора, Обухов обвел нас лукавым взглядом.
– А ведь вы, кстати, не первые русские, которых я вижу и которых встречаю.
– И кто был первым?
– Горбачев, ваш президент.
– Ничего себе! Не президент еще, наверное, а генеральный секретарь. Это, пожалуй, повыше будет. А где, как?
– Это в Вашингтоне было. Встречались ваш Михаил Горбачев… Как вы говорите? Секретарь?
– Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза.
– Да-да! И наш Рональд Рейган, он точно был президент. Наш, американский. Они подписывали Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности.
– Так, а вы, сержант? Вы что при этом делали?
– Я выносил от американской стороны наш экземпляр. Моя задача была вынести и положить его перед Рейганом.
– Справились?
– Конечно! – Смеется. – Я стоял рядом с двумя президентами. И в голову лезли разные мысли. Что-то типа: «Черт возьми! Что я здесь делаю?! Два самых могущественных человека в мире подписывают бумаги, а я им выношу папки с договорами…»
Отдельно от всего в кабинете Обухова находилась полочка со спиртными напитками: армянский коньяк, русская водка, рижский бальзам. И тут же рядом, видимо, родственно-тематическая, фотография курсантов Вест-Пойнта с курсантами в нашей форме, российской.
– Господин Батс, а это где?
– Это Москва. Общевойсковое училище.
– И вы были?
– И я был.
Еще ниже я увидел фото четверых курсантов Вест-Пойнта на фоне храма Василия Блаженного.
Этот маленький кабинет вмещал в себя массу интересного и удивительного. Рядом с окном стояла книжная полка. И знаете, что я на ней увидел? Перечисляю: «Русский лес» Леонова, «Шаги Советов» – неизвестно чья, «Великая Отечественная война Советского Союза», «История мировой войны 1939–1945», «Русская литературная критика 1960-х годов», «Этимологический словарь русского языка» Фасмера, словарь Даля, англо-русский словарь, орфографический словарь, «Гоголь. Повести», собрание сочинений Лермонтова. И еще много-много. Нехило…
Я не думаю, что у начальника нашего Общевойскового училища есть такая подборка.
Во всяком случае, если говорить о ее тематической широте.
«Сумасшедший араб»
Едва я успеваю обменяться с команд-сержант-майором Батсом прощальными салютами «Бай-бай!», как Петр подводит ко мне очередного курсанта и, уперев ладонь мне в грудь, сообщает:
– Через час у курсантов обед. Надо поприсутствовать, это зрелищно. А пока можешь пообщаться, вот тебе еще один курсант, тоже из Казахстана. Давайте потихоньку перемещаться к столовой. А вы разговаривайте, разговаривайте!
Парень, которого Петр при этом держит под руку, представляется:
– Данияр Ратиуллин. Вест-Пойнт, четвертый курс. Заканчиваю академию через пятнадцать дней. Я из Казахстана.
Молодой, смуглый, высокий, с широким степным лицом. Держится так, словно, общаясь со мной, делает одолжение, произносит слова снисходительно, чуть гортанно. Не знаю, может, манера такая – показывать свою независимость, самодостаточность. Впрочем, признаков неуважения ко мне курсант Ратиуллин не демонстрирует. Отвечает на все вопросы. Только думает чуть дольше других, держит паузу, прежде чем что-то сказать. Наверное, это не самое плохое качество.
– Четвертый курс, говоришь… Выпускаешься, значит. А где будешь служить?
– Домой поеду. В десантную миротворческую бригаду. Она стоит в городе Капчагае. Но сначала, после выпуска, пройду офицерский базовый курс в США. Я, кстати, тоже юрист бывший, как и Диас Ассадов. Я знаю, что вы с ним беседовали. Я, как и он, тоже Алма-Атинский университет закончил.
– Эээ, юрист! А как же тебя занесло в армию? Да еще в американскую?
– Мой друг поступал в Вест-Пойнт. Я за компанию решил попробовать. Сдал экзамены, прошел тест на знание английского языка, собеседования с нашими военными из казахстанского Генштаба, потом с американскими военными из посольства США. Я поступил, а мой друг нет, хотя он уже несколько лет пробовал.
– А какие еще есть условия, кроме знаний и здоровья?
– Возраст. Не менее семнадцати лет, не более двадцати трех.
Вот вам и еще одно отличие. В мое время в военное училище можно было поступать до двадцати семи лет. Но был у нас сержант Валера Гарбуз, он писал письмо министру обороны СССР. Ему разрешили персонально поступать. А было ему уже годков двадцать восемь.
– Данияр, а с другими иностранцами, негражданами Америки, ты здесь общаешься?
– Да мы здесь все общаемся. В академии тридцать пять иностранцев учатся. Из двадцати семи стран мира. По их географии можно судить о сфере военных интересов Соединенных Штатов.
– А какие страны?