Армия США. Как все устроено

С флейтами, тубами, альтами и еще черт знает с чем. Рядом с американскими музыкантами строится еще одна группа курсантов со шпагами. По команде они вытягивают клинки и прижимают их лезвиями, острием вверх, к плечу, а эфесами к поясу. Потом вдруг поднимают левые руки в белых перчатках с выставленными ладонями, выставляют указательные пальцы и мизинцы, а средние и безымянные загибают и хором мычат. Улыбаясь при этом. Ну кукольный театр, ей-богу! И вся огромная камуфляжная аудитория отвечает им невпопад, воя и улюлюкая. Три-четыре секунды – и все успокаиваются. Бьет большой барабан, трещит дробь малого барабана. Шпажная группа строем уходит к общей пятнистой массе. Вся курсантская аудитория вновь оживает. Она, к моему большому удивлению, по-утиному крякает! Мяукает! И тут же звучат, сливаясь в общий гул, сотни команд. Некоторые строи разваливаются, образуя толпу, аплодируют и кричат. Вот это концерт… Вступают трубы, и под традиционный марш армии США академия, ротными колоннами, марширует ко входу в столовую. Люди опять замирают в строю, по команде стягивают головные уборы, толпой поднимаются по серым мраморным ступеням и заходят в ворота столовой. Марш все гремит. У нас в российских военных училищах вот таких больших предобеденных построений не производится. Случается общий развод на учебу, по понедельникам. А еще начальство иногда затевает общеучилищные вечерние поверки. Это когда все-все строятся и почти ночью, на улице, при свете ручных фонариков командиры сверяют наличие людей со списками подразделений. И знаете, когда такие дела происходят? По праздникам. Офицерам за столом надо сидеть, а они на плацу «Я» кричат. Традиция у нас такая армейская. А потом, после поверки, вечер, ночь, какое уж тут застолье…

Вслед за четырьмя тысячами курсантов Вест-Пойнта мы заходим в столовую. В «Месс-холл», как здесь ее называют. Это гигантское помещение, размером напоминающее заводской цех для производства линкоров и крейсеров. Громадный корабль академического общепита, пространство со сходящимися в центре тремя огромными залами. И все это пространство уставлено рядами столов. Покрытые белыми скатертями, столы заняты обедающими курсантами. Стены до уровня второго этажа отделаны панелями из коричневого, покрытого лаком дерева. Лак мутный, неблестящий. Выше этой отделки светятся большие окна, закрытые коваными решетками. Потолок тоже отделан деревом. Несмотря на солнечный день, огромные люстры горят. На одной из стен, во всю ее площадь, пестреет картина с изображением знамен, военных в мундирах конца девятнадцатого века и с выделяющимся на общем фоне рыцарем-всадником с мечом и щитом. Какой-то батальный сюрреализм.

Под потолком центрального зала, вдоль окон, водружены знамена. Вероятно, тех самых дивизий, бригад и полков, в которых предстоит этим курсантам служить. В общем… Сплошная фундаментальность. Видно, что здесь не делают капитальные ремонты при первой возможности со сменой мебели и окон и напольной плитки. Здесь не ремонтируют, а реставрируют. Все в рамках вековых традиций. И это меня впечатляет.

Курсанты сидят не на лавках и табуретах, а на вполне себе приличных, гражданских деревянных стульях. Обеденная сервировка богатая. На каждом столе я вижу целый лес бутылочек с соусами. Тарелки, хлебницы, приборы. И возле каждого курсанта – большой поднос из толстой фольги. На подносе – упакованные блюда индивидуального рациона питания. И рацион этот внешним видом напоминает паек, предоставляемый пассажирам в полете солидной авиационной компанией. На таких же блестящих подносах покоятся рыба, зеленая стручковая фасоль, рис с мясом, овощное рагу и так далее. В центре каждого стола стоит большой кофейник с крышкой. Там то ли чай, то ли компот, то ли действительно кофе.

Меж столами снуют официанты. Они переносят какие-то коробки, катают по залу тележки. Стоп! Стоп-стоп… Вот вам и особенность… Официанты все темнокожие. А курсанты… Все-все-все белые. Так, подождите… Вон один афроамериканец. Дальше еще один. Всего пару на две тысячи учащихся. И то скорее всего это ребята из Африки. Дискриминация? Ну не знаю… Офицеров-то темнокожих я видел. Это вам факт, а вы уже сами определяйтесь, как его понять и оценить.

Ходить меж рядами с камерой, как это бывает у нас в курсантских столовых, нам не позволили. Неэтично. Завели на балкон, и с высоты почти птичьего полета мы видели и снимали все, что внизу происходит.

Я заметил за одним из столов поджарого седовласого господина. Коричневый костюм, пестрый галстук, на пальце перстень выпускника Вест-Пойнта. Он сидел, облокотившись локтями на стол, перед полупустой тарелкой и беседовал с курсантами, соседями по столу. Внешне этот человек напоминал европейца, но его слегка выступающая нижняя губа и покатый нос выдавали текущую в его жилах восточную кровь. Курсанты слушали его, пренебрегая обедом. Подчеркнуто вежливо и внимательно, иногда натянуто улыбаясь. Сидящий прямо напротив него маленький курсант в очках в тяжелой оправе даже, кажется, не мигал.

– Петь, а что это за гражданский?

– Сейчас узнаю.