Дмитрий.
Чего тебе?Боб.
Ты что, в школу не ходишь?Дмитрий.
Я просил не приезжать в школу.Боб.
Ехал мимо. Дай, думаю, товарища навещу. Товарищу, может, плохо, бо-бо. Что, плохо, да?Дмитрий.
Оставь меня в покое, понял?Боб
Дмитрий.
Ага… Жди-жди…Боб смотрит на Дмитрия с сочувствием, не замечая его тона, не вслушиваясь в слова, которые он произносит.
Боб.
Жизнь сама по себе тяжела, старик. У тебя сейчас не то состояние…Дмитрий
Боб.
Завтра ты прибежишь ко мне.Дмитрий.
Жди-жди…Боб
Дмитрий
И вновь он остался один. Звенели трамваи, шумели птицы, скрипели тормоза автомобилей. Он закрыл лицо руками. Прислушался. Услышал — показалось ему — звуки траурного марша.
Звуки траурного марша слышались громче и громче. И туда, на звуки музыки шли, ускоряя шаг, Катя, одноклассница Дмитрия и Терехов. Катя остановилась.
Терехов.
Девочка, ты что?Катя.
Ненавижу кладбища!.. Я с ним попрощалась в среду. Почему-то все мертвые в гробу улыбаются… Так же было и с дедом.Терехов.
Девочка, ты сама захотела прийти сюда!.. У меня от этих церемоний начинает ломить в правом виске. Дай руку!Катя автоматически протягивает руку.
Катя. Пойдем.
Они ушли. Тихо стало, только там — невдалеке где-то — вместо траурной музыки, женский плач, тихий шепот, стук падающих комьев земли. Полковник шел прямо, мужественным шагом, привычным для военного человека. Автоматически надел фуражку, быстро снял ее, Лебедев догнал его, нерешительно тронул его за рукав.
Полковник
Лебедев.
Извините, наверное, не сейчас. Я пришел, потому что обещал вам прийти. Еще раз извините. Я вам позвоню через несколько дней.Полковник.
Я послезавтра улетаю. У нас учения. Ну, давайте, давайте… Что у вас там? Микрофон или что?Лебедев.
Товарищ полковник!..Полковник.
Товарищ Лебедев, у меня мало времени. Сейчас подойдет супруга, ее сестра, ее мать, сослуживцы… Ну!Лебедев
Полковник
Лебедев.
Ну, давайте же потом! Я вас понимаю, я вам сочувствую, у меня тоже сын есть! Я все понимаю, но сейчас не надо.Полковник.
Попрошу без истерик!Чем дальше читал Полковник, тем тяжелее давалось ему каждое слово, и голос — вначале звонкий, даже юношеский — становился все глуше, все старше и старше.
Вечером, в студии, Лебедев уже сидел перед микрофоном, монтируя утреннюю запись.