Армия жизни

Этот текст написан именно в 1987-м. Десять лет назад вряд ли появились бы такие слова в обращении к своим друзьям, к своей «системе». И выросли ребята, которые эти слова написали.

* * *

Четверг, три часа дня. Начали.

Звонок шестнадцатилетнего Димы и пятнадцатилетнего Ильи.

— Мы прочитали вашу статью…

— А вы кто?

— Мы фанаты, но между собой не деремся. Илья за «Динамо» болеет, а я за «Спартак». Но у нас нет разногласий, и мы по другому поводу звоним.

— По какому?

— Надо все группы легализировать, вместо того чтобы всех куда-то загонять.

— А как вы представляете себе «легализацию»?

— Надо создать клубы болельщиков и не обязательно болельщиков. Битломаны, металлисты, рокеры — это все одной масти, что и фанаты.

— А какие еще есть группы?

— Очень много. Фанаты футбольные, фанаты музыкальные, хиппи, пацифисты, анархисты, монархисты…

— А это еще что такое?

— Я с этими монархистами лично не сталкивался, но ребята говорили, что в основном они собираются в Ленинграде… Они его Петербургом называют. И балы там устраивают.

— Балы? В дискотеках, что ли?

— Почему в дискотеках… Не знаем.

— Что-то и я впервые слышу… Ну, ладно, а как, по-вашему, что же надо сегодня сделать, чтобы интересы ребят совпадали с интересами общества?

— Да разобраться вначале!..

Если мы вглядимся пристальнее в жизнь любой команды, то увидим, что за каждой из них скрывается жажда общественной активности.

— А это что за экзотика? — удивился я, когда он позвонил в редакцию и начал, видимо, волнуясь, сыпать словами, значения которых я не мог уловить: «это лом называется», «два креста, а есть и пять крестов, это вообще ого-го!», «раз — и отвадили живняка».

— Подождите, — прервал я его, — о чем, собственно, речь?

— Как о чем? О театре. Я представляю, вернее, — замялся он, — представлял театральную «фирму».

Так и произошло мое знакомство с двадцатитрехлетним Павлом, инженером, вчерашним студентом. Вскоре он появился в редакции.

— Вы когда-нибудь проходили ночью мимо театров? — спросил он. — Приходилось ли видеть ночную очередь за билетами?

— Ну да, — ответил я, вспоминая, что перед некоторыми театрами, положив на асфальт газету или портфель, сидели люди, чаще всего молодые.

По его словам, почти все театры поздно вечером или даже ночью «поделены» между различными группами студентов. Одна группа живет (он так и сказал — живет) в театре «Современник» и называется «фирма „Современник"», — другая — в Театре Вахтангова и называется «фирма „Вахтангов"», третья — у Маяковского, и так далее. Эти «фирмы» контролируют продажу театральных билетов, то есть они заранее знают, что в каком театре будет интересного, и перед началом продаж выставляют своих дежурных. Если особо интересный спектакль — дежурный выставляется с вечера. Котируются спектакли по собственной, придуманной в «фирме» терминологии: 2 креста, 3 креста, 4 креста, 5 крестов — «это вообще ого-го». И обмен билетами, который, по словам Павла, практикуется и между «фирмами», и внутри одной «фирмы», производится по количеству этих самых крестов: на один «многокрестовый» несколько пар «малокрестовых».

— То есть, уточнил я, — «кресты» выше реальной стоимости билетов?

— При чем здесь деньги? — удивился Павел. — Деньги здесь вообще ни при чем. «Кресты» «крестами», а деньги деньгами. Билеты стоят столько, сколько они стоят, а уж значение билета на тот или другой спектакль — это уж извините. Стоит у театра дежурный. Встанет с вечера и стоит. У него есть список, в котором 40 фамилий. И вдруг появляется какой-нибудь заядлый театрал. Приезжает и с удивлением видит, что у касс сидит на земле или даже на стуле человек, то есть какой-нибудь студент. Студент предлагает записать театрала в список. Тот поражен: «Неужели уже есть список?» — «Да, вы будете сорок первым».

— А список, что ли, липовый? — спросил я.

— Ну конечно же. Ведь обычно в продажу поступает от сорока до шестидесяти пар билетов. Не так уж много, согласитесь. Остальные расходятся по районным театральным кассам и киоскам по продаже билетов. Некоторые, самые неиспорченные, верили, что есть список. Записывались. Но чаще, огорченные, отходили. Это у нас называется «отвадить жив-няка». Другие, правда, возмущались и начинали «выступать»: где эти сорок человек? Покажите нам их! И так далее. Дежурный бежит к телефону, и через час у театра — 40 человек. Все они из одного вуза, большинство живет в общежитии. Ребят же поднять ночью — делать нечего. У каждого в руке листочек, на котором записаны его номер и фамилия.

— И ребята едут по любому зову? — не поверил я.

— Те, кто в «фирме», конечно. А как же?! — в голосе Павла появились какие-то новые, чуть ли не торжественные нотки. — Да сами представьте, тебе — 18 лет. Или 20 — разница небольшая. И вот ты живешь и знаешь, что в любую минуту можешь кому-нибудь понадобиться, кто-то поднимет ночью, куда-то надо ехать, где-то тебя ждут. Ведь жизнь, согласитесь, жизнь!..