Арминута

До праздников оставалась неделя. Перед обедом на голом столе появились два небольших ящика с апельсинами, которых в этом доме прежде не видывали. Сбоку стояла коробка с уложенными в несколько рядов банками консервов: несколько рыбных, с тунцом, большая часть — мясных. Наверное, кто-то приходил утром, после того как мы с Адрианой ушли в школу, чтобы принести запоздалые соболезнования. Несколько раз я почувствовала другой цитрусовый запах, такой легкий и неопределенный, что, вероятно, он мне просто почудился.

Джузеппе сидел в углу и хныкал: он откусил кожуру апельсина и убедился в том, что она горькая. Не выходя из комнаты, мать заявила, что у нее болит голова и она ничего не готовила, после чего велела открыть на обед банку консервов и хорошенько приглядывать за ребенком. Несколько дней назад мать снова стала понемногу заниматься домашними делами, но время от времени неожиданно уходила к себе в спальню и часами лежала с открытыми пустыми глазами.

Я очистила Джузеппе апельсин с того места, где остался след его зубов, отделила дольку и дала ему. Он заморгал и скривил губы: сок показался ему слишком кислым. Но потом, когда он распробовал сладость апельсина, стал требовать еще. Адриана открыла мясные консервы, и мы съели их прямо из банки, по очереди выуживая кусочки вилками. После того как сестра спустилась с ребенком к вдове, я осталась одна. В родительской спальне царила тишина.

После обеда никаких дел по дому у меня не было, я бродила от стены к стене, скучая и не находя себе места. Целая куча ярких фруктов на столе. Моя приморская мать была помешана на витамине С и, когда я занималась балетом, всегда давала мне перед уроком, прямо в машине, два уже очищенных апельсина. Они очень полезны перед физической нагрузкой, говорила она. Внезапно меня осенила одна мысль, и я пошла прямиком к шкафу. Нашла сумку, набитую обувью, которую в августе привезла с собой; все лежало вперемешку, и я стала рыться внутри. Пальцы сами по памяти нащупали в глубине балетные пуанты, я пошла на кухню и надела их к своей обычной клетчатой юбке. Атласные ленты были потертыми и немного испачкались. Пальцы ног сразу заныли, как бывало всегда после перерыва на летние каникулы. Из окна на мои ноги падал ромб холодного света. Я потрогала подъем, потом мышцы икр: они ослабели без тренировки. Но пока что были на месте. Слегка держась за спинку стула, я попыталась, став в пятую позицию, подняться на пуанты и сделала батман тандю, завершив его плие.

— Я так и сказала, что тебе нужно вернуться в город и поступить в старшую школу, это будет хорошо, — раздался с порога голос матери. Она стояла, разведя ладони, на лице было почти восхищение. — Сегодня утром приезжала Адальджиза, и мы говорили о тебе. Но мы с твоим отцом и сами об этом думали, так что эта всезнайка Перилли могла бы помолчать. Здесь ты только время зря теряешь, ничего у тебя не получится. В будущем октябре тебе надо пойти в хорошую школу. Адальджиза согласна.

Этот запах, смешанный с ароматом апельсинов, мне вовсе не почудился.

— Значит, они меня забирают… — проговорила я сдавленно, не в силах разжать зубы.

Я села, ноги стали ватными и не держали меня, так что делать экзерсисы я бы все равно не смогла.

— Нет, не забирают, но в конце лета мы подумаем, как устроить тебя в городе.

— Почему она приехала, когда меня не было дома? Не могла подождать?

— Синьора, которая ее привезла, очень торопилась. Адальджиза поздно узнала о моем бедном сыне и хотела его навестить.

— Как это — поздно узнала? Отец ведь был на похоронах!

— Дядя, — поправила она. — Понимаешь, он ей не сказал.

— Странно. Как она себя чувствует?

— Ну, вроде неплохо, — торопливо ответила она, почти отвернувшись от меня. — Ты видела, сколько всего она нам привезла? Надо убрать на место.

Она сняла коробку со стола, поставила в подвесной шкаф. Как обычно, она замкнулась в себе, не желая ничего обсуждать. Мои вопросы не доходили до нее. Она что-то забормотала себе под нос: эта привычка появилась у нее после того, как она немного оправилась после смерти Винченцо. Обращаясь к консервным банкам, она спросила, что в них, посетовала, что полка слишком высокая, ей самой не дотянуться, а ее бедного сына сейчас нет.