Арнольд Мери. Последний эстонский герой

В нашем 22-м территориальном корпусе зимой 1940-41 года была полная свобода высказывания политических мнений: любое политзанятие, любая утренняя политинформация или просто разговоры в свободное вечернее время превращались в оживленнейший политический спор. Я никогда в жизни такой свободы высказывать свои политические взгляды, как в тот период, не видел.

— 14 июня 1941 года в Прибалтике прошли репресии. Брожения в армии начались сразу же?

—Из-за этого не произошло ничего! Хотя я был зампо-литрука, я об этих репрессиях узнал только в июле, когда вернулся в Таллин, и воспринял их как совершенно естественную чистку ближайшего тыла фронта, поскольку так оно и было. Потому что сказки насчет внезапности нападения гитлеровцев 22 июня—ерунда. Это была легенда, которая была распространена для объяснения тех тяжелейших поражений, которые Красная Армия терпела летом 1941 года. В оправдание этого легенда и была изобретена. Во всяком случае в Таллине по настоянию Балтийского флота в ночь с 20 на 21 июня уже было полное затемнение.

— ???

—Это факт. Я могу привести такой пример: весной 1941 года были затеяны маневры для проверки боеспособности эстонского стрелкового корпуса—военные учения в полевых условиях, в которых в течение 3-4 суток принимали участие все части, дислоцированные к югу от Таллина.

Маневры закончились, и мы возвращались в город. Рядом со мной пристроился начальник клуба батальона политрук Петров. Мы шли рядом и разговаривали. «Вот, Арнольд, не знаю, что делать—предлагают идти в отпуск. С одной стороны, мне обязательно нужно — у матери столько лет не был, крышу надо перестилать, а с другой стороны, в марте это так неудобно—дожди и прочее. как бы мне все же устроить так, чтобы пойти в отпуск летом?» А я ему ответил: «Если есть возможность, то иди в отпуск немедленно, потому что летом мы будем воевать». Как в воду глядел...

Часть вторая

воина

«Жизнь была спокойная, тыловая»

Ленинград. Свои. Долгая дорога в ад

В конце весны или в начале лета 1941-го года нас вывели в летние лагеря. В частности, наш батальон и много других частей 22-го эстонского корпуса были выведены в район Вярска. Это неподалеку от Печор, на берегу уже не Чудского, а Псковского озера, в самом юго-восточном уголке Эстонии.

Я прекрасно помню тот день. Воскресенье, занятий не было, я красил свою байдарку—когда вдруг примчался гонец на велосипеде из штаба батальона: «Немедленно оповещай всех командиров и весь политсостав о том, что началась война!»

Опять вскочил на велосипед, объездил все места, где в то солнечное воскресное утро могли быть наши командиры. И уже вечером наш батальон и остальные части 22-го корпуса получили боевой приказ создавать оборону на северном побережье Эстонии против возможных десантов со стороны Финляндии. Немецкие войска были уже и там, поэтому ожидались десанты с финской стороны на побережье.

Так что в первый же день войны мы получили боевое задание и отправились его выполнять. Дня три-четыре рыли окопы, а потом получили новую задачу—выступить на фронт на оборону Пскова. С побережья мы должны были вернуться в свои постоянные казармы для того, чтобы захватить кое-какие вещи.

Вернулись в Таллин и в первых числах июля начали продвигаться в сторону Пскова. Были роты моторизованные, на машинах, они шли по одному пути, и были роты на конной тяге, у них был свой маршрут. Учебная рота, где был я, не имела никакого транспорта, и поэтому мы должны были отправиться в Псков 3-го июля поездом Таллин—Ленинград, а потом от Ленинграда к Пскову.

Я был уже в вагоне, услышал сигнал к отходу, но тут подскакивает ко мне политрук роты и говорит: «Выходи, потому что часть наших остается на перроне, поезд перегружен, они не помещаются, двадцать человек. Возглавь их и догоняйте нас, мы будем где-то у Пскова». Я взял свой вещевой мешок, выскочил. Поезд прогудел и ушел. На перроне было новое пополнение, русские ребята из Орловской области.

Я не получил никакого документа. Ничего оформить было невозможно, потому что штаб батальона уже покинул Таллин. Следующим образом появился такой удивительный документ: у политрука Рукина, которого я встретил на перроне, были бланки командировочных удостоверений нашего батальона, а вот печати не было. Он посадил меня в машину и повез по Таллину искать какую-нибудь воинскую часть, у которой еще осталась печать. Нашли. Это был противовоздушный дивизион. И на бланк батальона связи, удостоверяющий, что я, такой-то, возглавляю группу с задачей добраться до Пскова, поставили печать дивизиона.

А еще Рукин дал мне список дезертиров из нашего батальона. Я не собирался этих дезертиров вылавливать, потому что считал это бессмысленным и даже вредным занятием. Хотя какие это были дезертиры? Болтались туда-сюда по всей республике—отставших должно было быть больше, чем дезертиров. Шесть человек из этого списка сами потом нашлись и присоединились к моей группе.