Арнольд Мери. Последний эстонский герой

— 21 июня 1940-го утром по всему лагерю пополз слух, что на Длинном Германе исчез эстонский флаг и поднято красное знамя. в полку началось сколачивание вооруженных групп, куда-то кого-то посылали, выставляли караулы, категорически запретили выходить за пределы лагеря. Я почувствовал, что вот-вот поведут стрелять и нас. А так как оказаться в таком положении страшно не хотелось, решил выяснить, что же в действительности происходит в городе. воспользовавшись тем, что я должен был быть в автошколе, а занятий в тот день не было, я сбежал в самоволку. Достал велосипед и уехал в город.

и весь день 21 июня 1940 года я был в Таллине, смотрел, что происходит. А там проходили гигантские демонстрации. но важно даже не это, а то, что тротуары в городе действительно были забиты людьми, которые приветствовали эти демонстрации и повторяли лозунги! Следовательно, то, что происходило в городе, было единодушным народным волеизлиянием!

Советской власти не требовали—это все придумали потом.

Требовали демократии, свободы собраний, отмены ограничений (а ограничения были серьезные: например, больше пяти без присутствия полицейского не имели права собираться), восстановления профсоюзных прав. категорически требовали прекратить всякие связи с фашизмом, честно выполнять договор о взаимопомощи с Советским Союзом, отставки президента и правительства, формирования нового демократического правительства. Я до вечера мотался по городу и смотрел, что и как. Дезертировать не собирался, поэтому, когда мне стал ясен характер событий, я на велосипеде же двинулся назад. Снял с армейской фуражки эстонский герб и нацепил красную звездочку: политически я уже определился.

Ио тут меня остановила вооруженная рабочая охрана. по-видимому, заподозрили, что я шпион из воинской части. Разобрались, что не шпион, а дурак, поэтому сказали: «Ты, дорогой, звездочку снимай, тебя и так посадят, потому что первая застава отсюда в двух километрах».

Поехал дальше—там меня снова с велосипеда сняли, арестовали и отправили в полк. Дежурный офицер подумал (я это прочел в его глазах): «А кто его знает, кто победит в этой катавасии? поэтому в карцер его сажать, пожалуй, не стоит». и отпустил меня, велев держать язык за зубами.

—Как на эти события реагировала армия?

—ко мне со всех бараков всю эту ночь шли солдаты из всех рот с единственным вопросом: «Что же происходит?», потому что в полку ходили панические слухи. командование сообщало, что идет кровопролитный мятеж и сплошной грабеж: грабят магазины и насилуют женщин. Я говорил, что никаких трупов, полный порядок. полиция действительно разоружена. вместо полиции функции поддержания порядка взяли на себя рабочие патрули. Такие-то лозунги. народ приветствует, аплодирует, а все, что вам тут рассказывали—это сплошная брехня с начала до конца. Так началась моя политическая деятельность. все последующие дни шло великое брожение умов. С этого момента, как только у кого-то возникала какая-то проблема, шли ко мне—для того, чтобы узнать мое мнение. поскольку я все-таки слушал советское радио, кое-что читал, то мог ответить на нескончаемые вопросы: «а что такое колхоз? правда ли, что там общие не только куры, но и жены?» Чем больше меня тормошили этими вопросами, тем больше я должен был искать литературы и читать. на блошином рынке я купил и прочел сталинскую конституцию СССР и краткий курс истории партии.

А потом мне предложили вступить в комсомол, и я вступил.

—Вот так просто?

—У нас в части был один парень по фамилии фирс, который явно симпатизировал коммунистам. потом выяснилось, что какие-то его близкие родственники даже участвовали в восстании 1924 года и были расстреляны.

Поэтому он, с одной стороны, новой власти симпатизировал, а с другой, страшно боялся, потому что расправа после восстания была жестокая.

Однажды он обратился ко мне с просьбой: «Мне поручили выступить на митинге, а я не знаю, что говорить, помоги мне составить речь». Я эстонским языком владел еще плохо, поэтому на корявом эстонском говорю, а Фирс записывает. «А ты пойдешь на митинг?»—спрашивает он. «А почему не пойти? Пойду», — отвечаю.

в тот день проходило молодежное мероприятие, которым ознаменовался выход комсомола из подполья. фирс зашел за мной и познакомил меня с тем, кто этим делом занимался—это был человек по имени Эрик Там-мель. он говорит: «очень приятно с вами познакомиться, мне Фирс много рассказывал про Вас. А не думали о том, чтобы вступить в комсомол?» Я отвечаю: «Какой я комсомолец? Нужно же быть сознательным, чтобы быть комсомольцем». Таммель говорит: «Это нам решать, а вот ты сам лично боишься или не боишься?» Не хватало еще говорить, что я боюсь. отвечаю: «Конечно, не боюсь, только я не достоин». Но анкету заполнил. Таммель говорит: «Итак, знай, что с этого момента ты—комсомолец».