– Вот и женись на моей матери, если нравится, – прошипела я. – Хочу напомнить, что если мы переспали, это не означает, что я тебя полюбила. Было в высшей степени приятно, и я бы даже повторила, но замуж… Увольте. Я там была, и мне не понравилось.
Он отстранился, а его лицо окаменело. Наверное, не таких слов он от меня ожидал в этот момент. Хотя я и сама резко осознала, что перегнула из-за вспыльчивости палку.
Я отдернула руки от его рубашки и замерла, понимая, какую глупость совершила одной-единственной фразой.
– Просто пойми, Эдриан, – попыталась хоть что-то исправить я. – За эти дни я многое узнала из того, что предпочла бы не знать. Я поняла, что не хочу жить так, как жила Ванесса, не хочу терять близких и жить вечно. Я готова помогать тебе в твоих поисках ответов и способов избавления от проклятия!
– Стой, – перебил он меня жестом. – Откуда ты вообще знаешь о моих поисках?
Бегло, перепрыгивая с детали на деталь, я пересказала самое главное, чтобы дать графу хоть примерное представление о произошедшем. Пока говорила, попутно встала с кровати, нашла в сундуке платье, привезенное из дому, и принялась облачаться.
– Теперь-то ты понимаешь, что если все мои видения правда, а они правда, – констатировала я, – то едва мы найдем ответы, наши дороги разойдутся. У меня будет своя обычная жизнь, у тебя – своя. В них найдется место для любящих жены, мужа и даже детей. Так давай не совершать ошибок, которые сделали вы с Ванессой, – я повернулась к графу спиной, намекая помочь с застежками на платье. – И не будем связывать себя узами, которые подкреплены чем угодно, кроме любви, и которые станут в один прекрасный момент не нужны!
Пальцы Эдриана коснулись кромок платья и медленно поползли вверх, стягивая их между собой.
– Но ты ведь сказала, что больше не хочешь убивать? Как будешь справляться с Жаждой, если поиски затянутся на долгие годы?
Он откинул мои волосы в сторону, чтобы не мешали, и кожа на спине покрылась мурашками от теплого дыхания, которое оказалось так неожиданно близко.
Я развернулась, тут же оказываясь лицом к лицу с мужчиной. Посмотрела в пронзительные серые глаза, обвела взглядом острые скулы, губы, коснулась кончиками пальцев его щеки и медленно провела по ней вниз.
– Думаю, теперь бесполезно отрицать, что некая искра между нами все же есть, – я облизнула пересохшие губы. – Да и все слуги посчитали меня твоей любовницей. Так что, видимо, придется соответствовать этому статусу. Подобный расклад тебя устроит?
Его глаза заметно сузились, во взгляде мелькнуло недовольство. Плохо скрытое и, тем не менее, тут же задушенное и отодвинутое на задний план.
– Устроит, – сухо бросил он. – Выходит, секс и ничего кроме?
– Партнерство, – переиначила я. – И дружба, пускай и по несчастью. А теперь давай выйдем из этой комнаты. Впереди и так долгие объяснения с матерью о том, как я так быстро оправилась, и что за чудо-лечение ты здесь проводил.
Маман все произошедшее восприняла совершенно иначе, чем я ожидала. Когда стало понятно, что наши крики и стоны действительно слышало полдома, отрицать что-либо стало бессмысленно. Вот только баронесса Клейтон не спешила меня отчитывать за недостойное поведение и тем более не спешила бежать к графу и требовать взять меня в жены.
Матушка ходила, измеряла шагами малую гостиную, наворачивала круги перед диваном, на котором я сидела, смиренно сложив ручки и опустив голову. Поднимать на родительницу взгляд я пока не решалась, да и Бриттани, которая сидела напротив на точно таком же диване, как-то подозрительно хмуро на меня поглядывала. Наверное, потому что впервые за долгое время матушка была довольна моими успехами на фронте борьбы за богатых женихов, а вот Бри, наоборот, прилетали опальные оплеухи.
– Розалинда, это поистине гениально! – восторгалась родительница. – Мы так испугались, когда получили письмо от экономки графа, что ни минуты не сомневались, сорвались с места и поехали в столицу, не жалко было даже последних денег. Мы так переживали за тебя. Но ты, наша хитрая лиса, все просчитала. Так мастерски изобразить собственную болезнь, сыграть на жалости и заполучить такого перспективного мужчину! Да-да, Бриттани, констебль Буллет, конечно, прекрасный молодой человек, однако все-таки не граф!
Сестра поджала губы, слушать такое ей не нравилось абсолютно, а вот матушка продолжала восхвалять меня:
– Ради подобного действительно стоило носить траур целых семь лет! Это лучшая партия, Роуз, которая только могла выйти! О, ты моя Белая королева!
Она подошла ко мне ближе и, сев рядом на диван, крепко обняла, причем абсолютно искренне и не наигранно, а в ее глазах плескалось настоящее счастье и радость за успех дочери.
Единственное ее сожаление относилось к моим волосам. Она с горестью провела по белоснежной седине рукой, цокнула языком и тяжело вздохнула:
– Жаль, конечно, что пришлось испортить волосы и обесцветить их краской, но иногда путь к цели требует некоторых жертв. Впрочем, волосы не зубы – отрастут.