Аромат изгнания

Талин положила тетрадь перед собой. Она начала читать еще в Афинах и продолжала в Бандоле. Погрузившись в трагедию, пережитую ее родными, она открывала Нону в новом свете. Бабушку никогда не любила ее мать, первые годы ее жизни были отмечены отторжением и одиночеством. Талин и не представляла, что прочтет такое. Она с ужасом обнаружила за картинкой чудесного детства, которую нарисовала для нее Нона, страшную действительность ее семейной истории. Она уже не знала, что думать, кого любить, кого обвинять. Она не могла держать зла на Луизу, однако последствия ее нелюбви подняли яростные волны, докатившиеся и до нее, Талин. Она вышла в сад и направилась к дому Теодора. Ей было необходимо как можно скорее поговорить с ним, он единственный мог ее понять. Единственный, кроме, может быть, Антона… Она нажала кнопку звонка, но никто не отозвался. А ведь он всегда быстро открывал дверь. Она позвонила еще раз, с тем же результатом, и заглянула в окно. Гостиная была пуста. Ее охватила тревога. Она завернула за угол дома и углубилась в сад. На земле валялась забытая шляпа. Молодая женщина подобрала ее и побежала, озираясь по сторонам.

– Теодор? – кричала она. – Теодор, где ты?

Воздух был тяжелым. Талин искала своего друга повсюду и наткнулась на принадлежавшую ему корзину. Чуть дальше она увидела его фартук. Обезумев от беспокойства и взмолившись небесам, чтобы с ним ничего не случилось, она прочесала все вокруг. Теодора нигде не было. Наконец она свернула на довольно крутую тропу в южном углу сада. И за деревом увидела его ботинки, торчащие из-под куста. Она кинулась к нему. Он лежал на земле, согнутой рукой прикрывая лицо. Охваченная тревогой, Талин склонилась над ним.

– Теодор, ты меня слышишь? – воскликнула она, опустившись на колени.

– Конечно, слышу, – слабо улыбнулся он. – Ты орешь мне прямо в ухо.

– Что с тобой? Что ты здесь делаешь?

– Помоги мне подняться.

Талин приподняла ему спину, потом взяла за руки и помогла встать. Она удивилась, какой он легкий. Он оперся на нее, приходя в себя, и они направились к дому.

– Что случилось? Ты давно здесь? – с тревогой спрашивала она.

– Всего час.

– Час! – воскликнула Талин. – Но ты на самом солнцепеке! Что с тобой было бы, если бы я не пришла?

– Ты же пришла, – ответил он, ласково похлопав ее по руке.

– Скажи мне, что случилось.

– Я старик, а желания у меня молодые. Мое тело просто призвало меня к порядку, я на него не в обиде.

Талин посмотрела на него вопросительно.

– Я пошел собирать ежевику. Немного закружилась голова, ничего страшного…

– Ты потерял сознание на солнцепеке, на другом конце сада?

– Боюсь, что так!

Талин подобрала шляпу и корзину и повела его в дом, подлаживаясь под его шаг. Наконец они добрались. Она настояла, чтобы Теодор сел и выпил воды. Он упирался, но в конце концов уступил. Тревога Талин мало-помалу перешла в гнев.

– Ты не имеешь права так себя вести! – воскликнула она. – У тебя есть обязанности, черт побери!

– Какие же?

– Жить для начала. Я не переживу, если ты тоже уйдешь.

Талин трясло. Страх потерять Теодора смешивался с недавними тягостными открытиями.

– Что останется, если все, кого я люблю, уйдут? – прошептала она.

– Останешься ты.

Глубинный ужас захлестнул молодую женщину.

– Что я без Ноны, без тебя? Кто будет помнить обо всем этом? – спросила она, доставая из сумки третью тетрадь.

Она обхватила голову руками.

– Нона вырастила меня, она знала обо мне все. Теперь, когда ее нет, не осталось свидетелей, понимаешь? Я боюсь, что память сотрется. Кем я буду, если никто не вспомнит обо мне, о нас?

Теодор понимал, что вопросы молодой женщины касаются не только ее, что они тесно связаны с трагедией предыдущих поколений. Это переплетение предстало ему во всей своей наготе. Он почувствовал себя беспомощным.

– Я помню, как ты сказал мне в тот день, когда я поделилась с тобой, что Нона оставила мне эти тетради… – начала она.

– Что я сказал?

– Что Нона была чудесной, но я должна прежде всего видеть в ней человека.

– Действительно. Она и была человеком.

Талин показала глазами на тетрадь.

– Ты это имел в виду?

Теодор поджал губы.

– В том числе, да.

Талин вздохнула. Что еще она узнает о женщине, которую любила больше всех на свете? Нона всегда была для нее образцом. Теодор прав, она боготворила ее и не была готова обнаружить ее слабости. Она решила сделать перерыв в чтении.