Он протянул ей носовой платок. Она сделала вид, будто не заметила.
– Что вы здесь делаете?
– Сибилла пригласила меня. Не надо было приходить? – невинно поинтересовался он.
Талин не ответила. Он коснулся ее руки, их взгляды встретились.
– У вас был такой печальный вид, – сказал он серьезно. – Поэтому я пошел за вами в этот коридор…
Она растерялась от его искренности. Матиас никогда бы так не сказал. Он наверняка даже не заметил бы ее грусти, а если бы и заметил, оставил бы ее в этом коридоре, тут же забыв о ней. Матиасу никогда не было до нее дела. Впервые она так четко сформулировала это для себя.
– Почему вы такая грустная?
Талин замешкалась с ответом.
– Я никому не скажу, клянусь, – добавил он с веселым огоньком в глазах.
– Моя мать не пришла.
– Вы ее ждали?
– Надо думать, что да.
– Она вас не предупредила?
– Она никогда ни о чем не предупреждает, делает, что ей вздумается. Особенно со мной.
Антон смотрел на нее. Ей было приятно его внимание.
– С братом, конечно, другое дело. Если бы он устроил эту вечеринку, она бы пришла.
– Она любит его больше, чем вас?
– Да.
Он помолчал. Она была рада, что он не пытается ее разубедить.
– Вы были готовы к тому, что она не придет, но, учитывая особый случай, думали, что она сделает усилие?
Талин кивнула. Он очень точно назвал то, что она чувствовала.
– Спасибо, что избавили меня от разглагольствований о матерях, которые любят всех своих детей одинаково, – сказала она с печальной улыбкой. – В тех редких случаях в моей жизни, когда я кому-то говорила, что мать больше любит Арама, меня убеждали, что я ошибаюсь, что она любит меня точно так же. Людям трудно допустить, что мать может предпочитать одного из своих детей и даже совсем не любить другого. И все же…
– Так это вы нелюбимая? – спросил он лукаво.
– Точно.
От разговора с Антоном ей полегчало.
– А вы? Какая у вас мать? – спросила она.
– Добрая, любящая. Настоящая мать.
– Я могу попроситься в приемную семью? – выпалила Талин.
– Конечно! Мы рассмотрим ваше досье с большим вниманием.
– Вас…
– Может быть, перейдем на ты? – перебил ее Антон.
– Конечно. Тебя любили оба родителя?
– Да. Признаю, что мне очень повезло.
– А меня не любил ни один из них.
– Даже твой отец?
Она поморщилась.
– Мой отец любит адреналин финансовых сделок, разницу во времени, взлеты и посадки, номера в пятизвездочных отелях, кофе, стресс, женщин моложе тридцати… И конечно, больше всего на свете он любит себя. С учетом всего этого я думаю, что ему не стоило иметь детей.
– Было бы жаль, правда?
– Не уверена…
– Надо гнать от себя мрачные мысли, Талин!
– Не уверена, мрачность ли это… Скорее, реализм.
– Если бы у твоего отца не было детей, мы бы с тобой сейчас не беседовали.
– Ты нашел бы, с кем побеседовать, это точно. Кого-нибудь повеселее, чем я! – ответила Талин.
– Я бы много потерял.
Он сменил шутливый тон, которым говорил до сих пор, и смотрел на нее пристально. Она смутилась.
– Мне пора вернуться.
– Конечно! Не стоит томить гостей.
Выходя из коридора, она обернулась к нему.
– Я ничего о тебе не знаю, не знаю даже твоей профессии.
– Я журналист, – ответил он.
Они молча смотрели друг на друга.
– Это очень удачный вечер, – добавил он.
– Он только начался. Подождем до конца.
– Для меня, во всяком случае, уже удачный.
– Ты меня клеишь?
– Возможно.
– Лучше скажу тебе сразу, я не свободна.
– Лучше скажу тебе сразу, я свободен.
От его откровенности Талин невольно рассмеялась.
– Я тебя предупредила, – сказала она, уходя.
– Я тоже!
Талин вышла к гостям в гораздо лучшем настроении. Войдя в гостиную, она наткнулась на кого-то и сразу уловила знакомый запах. Много папоротника с вкраплениями кожи и восточного дерева. Ни от кого больше так не пахло. Ив де Ламбертен заключил ее в объятия и поцеловал, по обыкновению, преувеличенно пылко.
– Дорогая моя детка, как ты красива! И какой вечер! Я всегда говорил Ноне, что ты однажды дорастешь до моей щиколотки. Кажется, ты уже обкусываешь мне икру.
– Я нацелилась на твое колено, – отозвалась она.
– До него тебе еще далеко, дорогая. «Золотая Луна» близка к шедевру, но ты создала ее не одна. Чувствуется рука Ноны. Это очевидность.
Талин напряглась. Ив напомнил ей о том, что в глубине души она сама знала. Смогут ли ее творения однажды сравняться с творениями бабушки без ее помощи? Никто не был на это способен – даже он, один из величайших современных парфюмеров. Он запустил свою марку и быстро прославился оригинальными и провокативными духами. Он потряс основы нишевой парфюмерии. Это был человек громогласный, желчный, жестокий и талантливый. Влюбленный в духи, готовый заложить душу дьяволу за аромат.
– Думаю, ты начала работать с «Золотой Луной», после того как тебя накачала Нона.
Он обращался к ней, но, по своему обыкновению, почти на нее не смотрел.
– Нона мечтала об османтусе, она всегда была от него без ума, – продолжал он. – Ты, наверно, сделала несколько предложений, которые она отвергла, а потом тебе удалось бог знает как найти верное сочетание, которое она одобрила, добавив к нему свой штрих.