Она повернулась навстречу ножницам, которые, в свою очередь, ускорили шаг, чтобы наконец разрезать свою жертву на кусочки. Передние ножницы угрожающе подняли лезвие, целясь в Мерси и собираясь оттолкнуться для прыжка, но в следующую секунду Мерси смахнула их доской с балки. Доска задела ещё двое ножниц. Они тоже потеряли равновесие, заскользили по черепице вниз и со звоном разбились о мостовую внутреннего двора.
Но торжествовала Мерси недолго: она размахнулась слишком сильно и чуть было не потеряла равновесие. Ещё немного, и Мерси точно последовала бы за ножницами, но Флоренс вовремя удержала её. Пару секунд девушки балансировали на узкой балке, чуть не упустив из виду оставшиеся ножницы, тупо следовавшие за ними.
Если бы ножницы могли окружить их, Мерси и Флоренс, без сомнения, погибли бы. Но ножницы не могли. Уперевшись покрепче ногами, Мерси снова замахнулась доской, на этот раз не так сильно, и сбила с крыши следующий ряд ножниц. Оказавшись в воздухе, они продолжали яростно щёлкать лезвиями, пока наконец не исчезли в тумане.
Окрылённая успехом, Мерси снова сделала шаг вперёд и смела с балки ещё порцию врагов. Снова и снова следуя за своими товарищами, ножницы маршировали навстречу своей гибели. Мерси слышала, как они разбиваются о камни мостовой. На балке теперь оставалась лишь жалкая кучка врагов. Последние ножницы помедлили, словно прислушиваясь, возможно получив незримый сигнал к отступлению.
Однако Мерси не собиралась отпускать их. Она снова шагнула им навстречу и ударила сильнее: её захлестнул приступ ярости, накопившейся с её первой, и пока единственной, встречи с мадам Ксу. Приступ гнева, приступ скорби по поводу гибели Гровера.
В конце концов на балке остались лишь Флоренс и она сама, запыхавшиеся и обессиленные. И Мерси всё-таки чуть не грохнулась с крыши, изнурённая битвой и – ещё больше – вновь всколыхнувшимися чувствами.
Флоренс помогла ей удержаться на ногах, обняла её – прямо там, на балке, – и потащила назад, на крышу заднего корпуса, вниз по скату, где стояла старая голубятня, вниз по крутой лестнице, через потайную дверь, в уютную тесноту гостиной.
Глава двадцать третья
Филандер посмотрел на Темпест и вдруг произнёс:
– А что, если Джез решила уехать из Лондона одна?
От его предположения Темпест вытаращила глаза.
– Ты же это несерьёзно!
– Может, я недостаточно хорошо её знаю на самом деле?
– Филандер, господи, ты только послушай себя! Джез растила тебя одна, как могла, причём у неё неплохо получилось. – Темпест пыталась шутить, но у неё не слишком хорошо выходило. – Она никогда бы не сбежала, оставив тебя одного.
– Как я теперь понимаю, в её жизни хватало вещей, о которых она предпочитала молчать.
– И что с того? Ты тоже не рассказываешь ей обо всём, что с тобой происходит.
– Я сейчас не об этом.
– На её месте я бы тоже не стала обсуждать подобные вещи с младшим братом. – Темпест взяла Филандера за плечи, как будто собиралась приподнять его, хотя юноша был почти на голову выше её. – Прекрати винить во всём её. Она бы никогда тебя не бросила.
– Мы вчера поссорились.
– Да вы всю дорогу ссорились, но ведь до сих пор она никуда из-за этого не сбегала.
Филандер смущённо покачал головой. Возможно, он действительно вцепился в слишком простое объяснение происходящего. Если Джезебел на самом деле сбежала, ему просто придётся с этим смириться. Если же с ней что-нибудь случилось, он никогда себе этого не простит.
Ребята стояли под аркой, ведущей с улицы внутрь бывшего извозчичьего двора Сент-Жиль. Было позднее утро, во дворе царила оживлённая суматоха, повсюду спешили люди. Многие жители Сент-Жиля трудились на фабриках, занимавших многочисленные задние дворы центральных кварталов и испускавших ядовитые испарения. Остальных кормила улица: здесь они зарабатывали себе на жизнь, здесь же и прожигали её, часами сидя на лестницах и в подъездах и медленно пропивая остатки рассудка. У нищих, обитавших в лачугах внутреннего двора, зачастую не оказывалось денег даже на дешёвый самогон.
Филандер и Темпест знали это место с раннего детства, поэтому мысль о том, чтобы однажды покинуть его, плохо умещалась в их головах. Именно сейчас Филандеру было особенно трудно признаться себе в том, что они являлись частью этого мира. Чем бы Джезебел ни жертвовала для того, чтобы у них когда-нибудь появилась надежда попасть в другой мир, эта жертва была слишком велика.
– Мы будем искать дальше и в конце концов найдём её, – сказала Темпест.
Она провела ночь в каморке у Филандера: тесно прижавшись друг к другу, они лежали, напрягая слух и надеясь наконец-то услышать шаги Джезебел по галерее. Только под утро Филандер ненадолго задремал.
– Давай обратимся в полицию, – предложила Темпест.
– Ну да, конечно, будут они искать пропавшую шлюху.