Я понимал, что больше выбирать из своих подопечных нельзя: это привлечет внимание и оставит слишком много зацепок. Кроме того, это стало бы эмоциональной пыткой. Я просто не смог бы этого вытерпеть.
Консультанты поддерживают личные отношения с подопечными, пытавшимися совершить самоубийство, но разглашать персональную информацию им строго запрещается. Вот только папки с делами высятся громадными стопками на рабочих столах, и никто не заметит, если я загляну в одну-другую. Не говоря уже о том, что пароль от компьютера у знакомого человека легко разгадать – например, день рождения плюс несколько цифр из номера страховки. Или день знакомства с партнером и начальная буква его имени. Наш директор использовал пароль, который любой тайванец сразу раскусит: 5k4g4ji32k7au4a83. «Это мой пароль» – пароль так себе.
Я научился не оставлять цифровых следов. В конце концов, я принадлежу к поколению, которое всему учится из интернета, от готовки до преступлений. То, что казалось служебным рвением, было на самом деле агонией. Я перерабатывал, задерживался допоздна. Ученики старшей школы, подопечные коллег, даже представители группы высокого риска из базы данных – все были потенциальными мишенями. В таком возрасте они не уверены в своем будущем, одновременно счастливы и напуганны, дерзки и трусливы в любых проявлениях. Те, в ком надежда мешается с отчаянием, наиболее уязвимы. Я выбирал осторожно, начиная с жилищных условий, оценок и психологических тестов, от младшей школы и далее. Один только отчет о посещении на дому может дать детальное представление о человеке.