Аромат смерти

– Спасибо, – хрипло сказал он. Потом хлюпнул носом. Ему явно хотелось добавить что-то еще. Я протянул ему пакет бумажных платков. – Спасибо, – повторил мальчик.

Он перестал плакать и насухо вытер щеки.

Мы очень долго сидели рядом, не говоря ни слова. Сначала розовый оттенок заката, а потом и все цвета радуги пролились на моего нового знакомого, который постепенно успокаивался. Наконец его дыхание стало ровным.

Мальчика звали Ханс.

Я не спрашивал у него имя. Он высморкался и начал рассказывать – о себе, о своей сестре и о матери. Это было как легенда. Ветер с моря стал холодней, но мы не обращали внимания. Был уже поздний вечер, светили звезды, шелестели волны, вдалеке поблескивали огоньки на рыбацких лодках.

Как мне описать свои чувства в тот момент? Любопытство, восхищение, растерянность – тысячи эмоций накатили на меня приливной волной, смывая оцепенение и горе. Его любовь была такой сильной! Как он смеялся, говоря о своей сестре…

Ханс отряхивал песок с пальцев ног. Я заметил у него на запястьях шрамы. И понял, что не хочу уходить.

– Ладно, спасибо тебе, – сказал он. – Мне пора, а то пропущу последний поезд.

Я попрощался с ним на станции. Ханс сел в поезд, шедший на север. Я посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на картонку от чая, на которой он написал свой номер телефона.

Я позвонил ему и зашел за ним после уроков.

У него были веснушки на лице. Он двигался маленькими шагами, даже когда бежал. Смеялся, как будто был очень счастлив, что жизнь его идет именно так, и его губы изгибались изящной дугой. Он покусывал их, когда задумывался, пытаясь заглушить душевную боль физической. Рисовал аккуратно, зато раскрашивал рисунки, разбрызгивая по ним яркие цвета.

Он разъедал меня, как морская вода, и я знал, что если он попросит, я умру за него.

Он проникал мне в кровь сквозь слизистые мембраны, подобно запаху. Когда он впервые взял меня за руку, я едва не лишился чувств.

Он стал для меня единственным спасением. Единственной причиной, по которой я еще жил. Необоримый, как земное притяжение, он тянул меня вглубь, к самому ядру. И каким же хрупким он оказался!

Насколько откровенен я был с ним и насколько осторожен! Я чувствовал себя последним поэтом, последним хранителем прекрасной легенды.

Много дней спустя закат опять окрасил его кожу в розовый цвет. Когда я нежно поцеловал его запястье, когда склонился над ним гигантским привидением, его шрамы наконец перестали иметь для меня значение.