Аромат смерти

Та встреча показала ему, что физическая боль – ничто. По-настоящему больно, когда у тебя нет выбора. Нет выхода. Теперь, как и тогда, он был загнан в угол. Был вынужден действовать…

Иви вздрогнула, но не очнулась.

Пол встал. Надо было устроить ее удобнее.

23

Иви была в семье паршивой овцой, непослушным ребенком. Она любила соревноваться, отличалась заносчивостью и острым языком. Ей во всем требовалось побеждать – будь то легкая атлетика, аэробика или дизайн плакатов. Когда учительница пыталась отослать ее домой с высокой температурой, она настаивала, что не больна. Ее мать терпеть не могла мороженое, и девочка специально притаскивала его из магазина и усаживалась есть на диване в гостиной, широко расставив в стороны ноги – еще одна вещь, которую мать запрещала. Если ее просили взять с собой зонт, она возвращалась домой мокрая до нитки. В школе полагалось носить юбку до колена, и Иви обрезала свою до дерзкого мини прямо на глазах у классной руководительницы, к вящему изумлению остальных.

Однако училась она на отлично, и учителя закрывали на это глаза.

Ховард всегда говорил, что у нее деструктивная личность, и она разрушает не только людей вокруг, но и саму себя. Иви принимала это за комплимент и втайне гордилась. Газлайтинг[34] был ее фирменным приемом, бунтарство – признаком роста. Она не предполагала, что его жертвой станет ее собственный младший брат…

Как же она его ненавидела! Опять он легко отделался. Ей хотелось последовать за ним в ад и отвесить пощечину.

Она любила его, так ведь? Когда называла китенком, когда повязывала ему фартук, когда сама снимала с кастрюли крышку, чтобы он не обжегся паром…

Он тоже любил ее, правда? Как же насчет тех обещаний, которые они дали друг другу еще маленькими?

Как жить в сплошной череде лжи? За что винить того, кого уже нет? Сколько времени нужно выжившему, чтобы снова начать улыбаться? Этого не преподают в школе. Говорят, это надо пережить, чтобы понять, – но она пережила и не поняла, не говоря уже о том, чтобы двигаться дальше.

* * *

Иви не сохранила никаких вещей Ханса.

Дама из похоронного дома подошла к ней с пакетом одежды, которая была на нем, когда он умер. Иви равнодушно поглядела на нее и ничего не ответила.

Дама смутилась. Ховард прошептал:

– Возьми на память.

Видя, что она не шевелится, он уже собрался взять пакет сам, но тут Иви заговорила:

– Сожгите всё.

* * *

Простила ли она Ханса? Иви не знала, но временами по-прежнему ненавидела до боли в груди. Настолько, что ей оставалось лишь атаковать и получать в ответ удары. Она самоутверждалась, нападая на других, и убеждалась в том, что еще жива, когда чувствовала боль.

Иви помнила день, когда ее раскрыли. Это было летом; все ходили с короткими рукавами. Босс попросил ее провести предварительный осмотр в квартире возле Мемориального парка 823 в Чжунхэ, рядом с ее домом. Девушка покончила с собой, отравившись угарным газом.

Квартира пахла углем какого-то плодового дерева и пережаренными кальмарами. Тут все зависело от разновидности угля. Иви потыкала в печку кочергой. Пепел и обломки угля были холодными, без единой искры или огонька, но она уловила запах. Самоубийца воспользовалась углем из дерева личи. Иви наморщила нос. Едва ощутимый аромат быстро исчезал.

Ханс использовал такой же уголь. Тот давал меньше дыма и обладал чарующим запахом.

Иви брала вещи покойной, одну за другой, нюхала каждую и откладывала на подушку. Она установила таймер, улеглась на кровать девушки в окружении ее одежды и мирно проспала полтора часа, тихонько похрапывая. Звонок мобильного ее не разбудил. Она спала так, будто собиралась пролежать там остаток жизни. До тех пор, пока в квартире не раздались шаги…

Она помнила, как открылись двери и раздались восклицания: шок и извинения. Иви так и не узнала, почему такая толпа внезапно явилась сюда, когда она должна была работать. Босс, Твиг, родители и брат погибшей, кто-то из похоронного дома, духовный наставник и еще кто-то – вероятно социальный работник или арендодатель.

Они вошли одновременно, словно законная жена со свитой репортеров и адвокатов, чтобы поймать мужа на измене. Что за сцена! Начались упреки и слезы; Иви чувствовала себя так, будто ее застали на месте преступления. Все столпились в спальне и коридоре. Босс извинялся снова и снова: «Она в последнее время очень много работала, наверное, это выгорание…» Он и сам не понял двусмысленности своих слов.

Иви стояла с ним рядом, повесив голову. И правда, у нее совсем не было сил. Столько времени прошло со смерти Ханса, но ни утомление, ни депрессия никуда не делись…

Вернувшись в офис в тот день, она молча прошла к боссу в кабинет, ожидая разноса. Но читать ей нотаций он не стал. Просто хранил молчание. Просто смотрел на нее.

Иви ненавидела этот взгляд: как будто она сумасшедшая. Босс смотрел на нее с жалостью, со снисходительностью. Она в них не нуждалась.

В тот вечер мать попыталась последовать за Хансом.

Отец одолжил мобильный телефон у кого-то в больнице. Номер не был заблокирован, и Иви взяла трубку.