Но однажды ночью Иви встала с постели, в пижаме с кроликом Питером[36]
, вышла в коридор и заглянула сквозь щелку в приоткрытой двери в гостиную.– Что, по-твоему, я должен сделать? – Отец стоял нахмурившись, скрестив руки на груди, явно раздраженный. – Я не могу брать вас с собой. Я все время в разъездах. Работаю целыми днями, чтобы вас прокормить.
– Ты всегда так отвечаешь – нет, и всё тут. – Она не видела матери, но, поскольку та постоянно ходила с недовольным лицом, легко могла представить себе его выражение. – Найди какой-нибудь способ. Ты не имеешь права оставлять меня одну с двумя детьми. Думаешь, легко мне их растить?
– Ты хочешь, чтобы я это делал? – Дыхание отца пахло алкоголем; спирт перебивал даже резкий аромат духов у него на воротничке и манжетах, смешиваясь с затхлым себорейным душком женщины средних лет.
– Ничего с тобой не случится, если мы переедем к тебе в Тайбэй. Ты там работаешь, и школы там лучше. С какой стати нам торчать в этой дыре?
– Нельзя переехать вот так просто, – сердито возразил отец. – Надо учесть много разных вещей, обо всем договориться… Это не так легко, как тебе кажется.
– Мы говорим об этом уже много лет, и, похоже, вопрос не в деньгах.
– Может, тебе кажется, что я мало вкалываю, а? Чтобы вам на все хватало? – Отец заговорил громче. – Каждый раз, когда я приезжаю, ты предъявляешь мне претензии. Я недостаточно тебе даю? И что, правда так уж тяжело позаботиться о паре детишек?
Дверь спальни напротив приоткрылась, и в щелке показалось заспанное и одновременно испуганное личико Ханса. Иви прижала палец к губам. Брат послушно кивнул.
– Это все, что ты даешь мне, Ян Цзесунь! Немного чертовых денег! – крикнула мать. – Не думай, что я не знаю, чем ты занимаешься! Не держи меня за дуру! Ты оставляешь двоих своих детей со мной и делаешь, что тебе хочется, пока ты не дома.
– Да что с тобой такое? – Отец направился к двери, и мать в ярости бросилась за ним. Иви пробежала через коридор и прижала брата к себе.
В возрасте, когда ей нравились механические карандаши и ароматизированные шарики, она уже привыкла слышать, как мать жалуется на жизнь. Она могла закончить старшую школу, даже поступить в колледж. Могла переехать в Тайбэй и устроиться на работу в офис. Модно одеваться, быть независимой. Не надо было ей выходить замуж и становиться домохозяйкой. Поклонники выстраивались за ней в очередь, да-да! Если б не Иви, она ни за что не вышла бы за мужчину, который вечно гоняется за юбками. Выбрала бы кого получше.
– Я никогда не хотела детей, и уж тем более в те времена. Я была так молода! Но ты сказал, что твои родители хотят внука и позаботятся о ребенке. И что теперь? Куда подевалось их желание? Да они забыли о нас сразу, как только узнали, что родилась девочка. Твоя мать даже тарелки супа мне не принесла, пока я была в роддоме! Ждала, что я переселюсь в их старую развалюху и буду мыть за ними посуду…
В ту ночь родители так и продолжили ссориться, пока сестра и брат прятались под одеялом. Иви зажала уши Хансу, но гнев и отчаяние все равно просачивались в них.
Отец хлопнул дверью, мать закричала. Иви уложила брата в постель и рассказывала ему истории про китов – как они сражаются с подводными чудовищами. Вскоре он уже спал в ее объятиях, а она всю ночь думала: «Завтра у меня день рождения. Вернется ли отец, чтобы провести его со мной?»
Весь следующий день Иви сидела дома, ждала его и ждала, но отец не вернулся. В полдень брат с сестрой поели холодных паровых булочек и хлеба из красной фасоли, сидя за обеденным столом, а вечером она разогрела готовую пасту с соусом из холодильника. Мать лежала в спальне в постели за закрытой дверью, словно забыв об их существовании. Так Иви провела свой день рождения.
Ханс подарил ей открытку, на которой нарисовал двух кривоватых человечков. Иви поблагодарила его, обняла и уложила спать. Когда она прошла к себе, дверь в комнату матери наконец открылась. Иви не знала, чего ей больше хочется – плакать или смеяться. Не в силах сдержать радость, она высунулась в коридор – и увидела мать с серым лицом, в ночной рубашке и пушистых тапочках, шаркающую в сторону кухни.
За семь минут, что мать копалась в холодильнике, разогревала остатки еды и наливала в стакан соевое молоко, она ни разу не посмотрела на дочь и ничего не сказала ей, за исключением раздраженного «уйди», когда та попалась ей под ноги по дороге обратно.
– Мам…
– Что? Чего ты от меня хочешь? – Тарелка разбилась об пол, брызги подливы от свинины и жареные бобы полетели в стену; несколько капель попало Иви на ногу. – Чего тебе надо? Ну давай, скажи! Ты и так целыми днями жалуешься. По-твоему, у меня своих дел мало? Вечно твое «мам»! Сколько раз за день я это слышу? Всё из-за тебя! – Мать сжала кулаки и рявкнула: – Из-за тебя я торчу здесь!
Иви смотрела на потеки на обоях, боясь шелохнуться.
– Надо было сделать аборт! Я жалею, что не сделала, – видит бог, жалею! Какую цену мне приходится платить… Или надо было придушить тебя, когда ты только родилась. Если б я знала!