Дело было не в том, что Греную нравились «Мадам Роша», а в том, что они стали его своеобразным автографом. Не слишком сильные и не слишком слабые – точно в меру, – они исчезали, оставляя след лишь для того, кто был способен оценить его произведения. Или только для нее? В любом случае она знала, что духи он разбрызгивает намеренно. Это был не просто след парфюма. Его оставили в качестве провокации, в знак объявления войны, как отметку на карте.
Он
Теперь нужно было найти источник запаха. Она оперлась о скользкую стену. Стоя в ванной, подумала о том, что поездка в Тунхоу оказалась не напрасной. Пол и Чэн Чуньчинь подтолкнули ее в сторону правды – каждый по-своему. Но чтобы отыскать ее, существовал один-единственный способ. Вернуться домой.
В дом, которого больше не было.
7
Несколько дней подряд Иви отсыпалась. А когда наконец проснулась, поняла, насколько трудно ей сообщить о своем визите. Экран телефона загорался и гаснул, она крутила и крутила его в руках. Каждое слово, которое она набирала, жгло ей глаза, и, стерев несколько черновиков, Иви наконец нажала на отправку. Она отослала два сообщения двум разным людям, с одними и теми же словами:
Не «возвращаюсь», не «приезжаю домой». Просто «приезжаю».
Ключ Иви выбросила вместе с мусором много лет назад, словно он был от дома какой-то дальней родственницы. Она упаковала небольшой чемодан, сложив туда сменную одежду, полотенце, зубную щетку, шампунь и гель для душа. Самое необходимое.
…День был погожий, воздух свежий. Иви съездила в госпиталь, чтобы вернуть костыль; там ей сняли гипс. Странно было снова ступать на правую ногу. Очень быстро у нее заболело левое бедро. Двух недель хватило, чтобы изменить привычки, формировавшиеся почти три десятилетия.
Заново учась ходить, Иви добралась до станции и села в поезд. Занавески задвигать не стала, просто натянула пониже шапку и надела наушники, но ничего в них не включила. Родители – и отец, и мать – несколько раз пытались до нее дозвониться, но Иви не брала трубку. В конце концов она выключила телефон и прижалась виском к оконной раме.
Всю дорогу до Мяоли поезд трясся и гремел. Она вернулась в родной город чужаком. Не глядя на знаки и не включая телефон, чтобы свериться с «Гугл»-картами, пошла вперед, повинуясь интуиции. Стащила чемодан по лесенке, выкатила за ворота. Двинулась по главной улице, свернула за лавкой с травяными чаями, подождала на светофоре перед оптикой «Чемпион», перешла улицу, миновала хозяйственный магазин, перед которым для посетителей были расставлены бамбуковые стулья, прошла вдоль ограды начальной школы, потом мимо старых деревьев и керамических скульптур животных. Наконец возле старого автофургона, где торговали жареной кониной, нырнула в тупичок, считая про себя:
Белый номер на синей табличке, ржавчина на железе. Были у них растения в горшках или нет? Иви поглядела на дерево душистой маслины перед входом. Оно было ухоженным и давало приятную тень; всё в изумрудных листьях и крошечных белых цветах, усыпавших землю лепестками.
Из-за двери доносился шум: бульканье чайника на плите, звон кастрюль и сковородок.
– Иду-иду, – сказал голос, потом послышался звук шагов. Дверь приоткрылась. Иви отступила назад и сделала глубокий вдох.
Ей не надо было смотреть, кто открыл дверь: только мать подходила на звонок так поспешно. Она крепко сжимала ручку, чтобы сквозняк не продувал коридор.
Одна стояла на пороге, другая снаружи.
Иви смотрела вниз, на босые ноги матери. Ее собственное лицо было частично прикрыто шапкой, частично – тенью от масличного дерева. Обе молчали. Мать сделала ей знак проходить – вежливо, заботливо и отчужденно. Иви сглотнула и вошла. Чемодан последовал за владелицей, вкатившись в дом, полный воспоминаний за восемнадцать лет. Она закрыла дверь и огляделась по сторонам. Сердце колотилось так, будто она едва не утонула. Какое облегчение – снова дышать!
Ее комната осталась прежней. Уютные занавески в оранжевый цветочек, уродливое розовое покрывало. Рекламные канцтовары, которые ей подарила учительница в начальной школе. Настольная лампа, служившая ей целое десятилетие. Фен, пахнущий паленым. Одежда в шкафу, которая стала ей мала, вышла из моды или потеряла свой вид, несколько выцветших бандан. Все как она оставила. Иви провела пальцами по стеклянной столешнице. Та была чистая и блестящая.
Платье, которое она сбросила в тот день, когда уезжала, так и висело на стуле, только выстиранное и выглаженное.
– Я думала, мы договорились, – печально пробормотала Иви.