Уже начало темнеть, а Олег все слонялся по городу в невидимости, дабы не слететь с катушек, приходилось периодически забиваться в темные углы и отдыхать от плаща, который за это время стал втройне ненавистнее, только к хреновому самочувствию можно и притерпеться, ни о том он сейчас беспокоился, а о том, что до сих пор не нашел способа влезть в социум, городок, конечно немаленький, но все друг друга знают, все в похожей одежке, все заняты, и тут он вывалится весь такой в белом, не подозрительный, как павлин среди курей, и ведь даже мест скопления народа не найти, куда можно притереться, вся движуха вокруг производственных зданий: кузни, каменной мастерской, швейной, в которой он, кстати, углядел ту самую Мумицу, к которой его отправляла Свеи. Та еще деваха, прямо загляденье, румяная, с пшеничного цвета косой до пояса, вся такая домашняя и теплая, прямо сдобная булка прямиком из печки, а не женщина, и при этом строгая и ответственная: держала все швейное производство в порядке и все без ругани и повышения голоса — пусть у них тут народ работящий, все одно с такой толпой управиться непросто. В результате он снова в тупике, забрался на небольшое одноэтажное здание на центральной площади и пялился на прохожих без всяких мыслей, интерес к внешнему миру вернулся, когда закончилась рабочая смена и люд потянулся, нет, не по домам высыпаться, а именно на площадь. Разношерстная толпа неспешно выливалась из боковых улиц, смешиваясь в центре площади: то разбиваясь на отдельные группки, то сливаясь в крупные толпы, в результате когда большинство уже прибыло, образовалась такая картина: все мужики в центре около трехэтажного здания, похоже, религиозного назначения, учитывая наличие у него единственного резного купола, и множество мелких женских кружков, по интересам, ближе к границе.
Из дверей церквушки показались люди с бочками наперевес, и тут же вокруг воцарилась тишина. Выкатив свой объемный груз вперед, мужики с одного удара выбили деревянным посудинам дно, тут же весь строй зашевелился, из карманов появились разнообразные питейные емкости. Похоже, намечается пьянка, интересно, по какому поводу, не каждый же день их тут бесплатно поят, на такую ораву не напасешься. Разлив предположительно горячительных напитков производился в тишине, получив свою порцию, каждый дисциплинированно отходил в сторонку, пропуская соседей, и оставался ждать с кружкой в руке, пить никто не порывался. Наконец раздача закончилась, и все замерли в ожидании; ждать пришлось недолго, со стороны дворца пешочком притопала парочка мужиков под охраной: один приземистый, полный и жилистый, другой — стройный и мускулистый. Первый человек-тумбочка был настоящим обладателем мировых размеров ширины плеч и внушительных кулаков, закованный в тяжелую панцирную броню с головы до ног; у него за спиной висел ростовой металлический щит, больше смахивающий на стальную плиту, которой входы в бомбоубежище закрывают, его гладко выбритое лицо выражало решительность и торжественность, квадратная челюсть вызывающе выдвинута вперед, густые брови прикрывают строгий, колючий взгляд. Могучая ладонь в латной перчатке задумчиво почесывала абсолютно лысую голову с такой силой, что Сколотову показалось, крепыш желает содрать свой скальп, но, даже не поморщившись, тот опустил руку на рукоятку шипастой булавы и успокоился.
Второй был более традиционного для стороннего взгляда телосложения, просто мужик среднего роста с отлично развитой мускулатурой, в отличие от своего спутника, не запаялся в доспехи полностью, а предпочел под кирасу надеть кольчугу и поверх всего зеленый плащ. Его лицо украшали аккуратная бородка и усы, блондинистые, как и его коротко постриженная макушка, приятные черты лица, карие глаза, выражающие некоторую усталость под стать всему народу; в принципе, второй вызывал приятные впечатления. Сказав пару слов своему кубическому соседу, он отошел в сторону, а воин, наоборот, подался вперед, приняв из рук стражника полную кружку.
Над площадью разнесся громогласный, четкий бас, доносящийся до самый уголков соседних улиц.
— Брави(4), всем известна причина нашего схода, до всех донеслось печальное слово, слово о погибших, положивших свои жизни в борьбе с искаженными. Прошлой ночью твари вновь пробовали наши стены и дух скова на прочность и вновь были разбиты, но победа не почтила нас своей благосклонностью за так, она забрала трех героев, трех сыновей, трех отцов, трех мужей, — среди женской части толпы послышались всхлипы и плач, какую-то женщину всем коллективом поддерживали под руки, пока она заливалась слезами, трясясь от горя. Мужская часть стояла в мертвой тишине.
— Их ноша была тяжела и почетна, но в сей день их служба закончена, нам же остались их имена и память, — оратор достал из-за пояса свиток и не спеша развернул его. — Олодарь Камень сын Химата, Груд Резной сын Палавана и Дуд Зычный сын Жамна, теперь их имена навеки в нашей истории, — свиток перекочевал в руки стражнику который торжественно внес его в церковь.