ПОСТРОЕЧНЫЕ ДАННЫЕ | ||||
Катер | Строительный номер | Спущен на воду | Приемка | Введен в строй |
FR-1 | 12793 | 1.9.1938 | 8.9.1938 | 9.9.1938 |
FR-2 | 12794 | 19.9.1938 | 22.9.1938 | 29.9.1938 |
FR-3 | 12795 | 3.10.1938 | 6.10.1938 | 11.10.1938 |
FR-4 | 12796 | 17.10.1938 | 20.10.1938 | 28.10.1938 |
FR-5 | 12797 | 8.11.1938 | 15.11.1938 | 16.11.1938 |
FR-6 | 12798 | 21.11.1938 | 13.12.1938 | 14.12.1938 |
FR-7 | 12799 | 1.3.1939 | 10.3.1939 | 11.3.1939 |
FR-8 | 12800 | 8.4.1939 | 12.4.1939 | 14.4.1939 |
FR-9 | 12801 | 20.5.1939 | 23.5.1939 | 24.5.1939 |
FR-10 | 12802 | 15.6.1939 | 20.6.1939 | 21.6.1939 |
FR-11 | 12803 | 12.8.1939 | 15.8.1939 | 17.8.1939 |
FR-12 | 12804 | 21.9.1939 | 25.9.1939 | 26.9.1939 |
Однако, это был не конец истории. Когда Объединенные Арабские Эмираты заказывали у "Люрссена" торпедные катера, на переговорах, командующий ВМС сказал, что один катер этой фирмы у него уже есть. Немцам он показал... "речной тральщик"! К сожалению, точно выяснить, какой из них имел такую замысловатую историю, не удалось. Построечную табличку не осмотрели... Известно только, что катер достался арабам от югославов в 1970 г. Таким образом, это был какой-то из четырех катеров, оставшихся на территории СФРЮ, на дне Дуная: FR-2, FR-6, FR-11 или FR-12, но кто именно - остается загадкой.
Я помню...
Лыжин Иван Тимофеевич
Иван Тимофеевич Лыжин, Симферополь, 2011 г.
Я родился 1 июля 1923 года в городе Никольск Пензенской области. Точнее, мы жили в пригородном селе Коржевка. Знаешь, чем село отличалось от деревни в дореволюционной России? Наличием церкви. Отец Тимофей Васильевич работал в Никольском леспромхозе, мать Наталья Павловна была домохозяйкой, ведь в доме по лавкам сидело пять голодных детских ртов. При организации колхоза началась голодовка, в 1929-1930-х годах от нее умерли два моих брата. Затем стали снимать колокола с церкви, ко мне как к пионервожатому пришли комсомольцы, просили организовать подписку от школьников о том, что на месте церкви дети просят сделать клуб. А я руководил пионерами и все организовал.
Окончив семь классов, поступил в Ульяновский дорожномеханический техникум, учился на специальности "дорожное строительство". 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, о которой мы узнали по радио. Думали разное, вроде бы должны быстро разгромить врага, но все-таки наша армия еще слабовата. Так и случилось, немец попер аж до Москвы, где его и остановили. В феврале 1942-го меня призвали в армию. Должен был продолжать учиться, потому что имел в техникуме "бронь", но написал заявление с просьбой направить на фронт, потому что мужчине надо защищать Родину. Отправили в Кемеровское военно-пехотное училище. Учили стрельбе, строевой и атакам. Готовили как будущих офицеров, добротно. Но тут грянул сначала Харьковский котел, а вскоре развернулись страшные бои под Сталинградом. И по приказу Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина личный состав курсантов нашего и Барнаульского военно-пехотного училища решили направить под Сталинград. Это был июль 1942-го. Обидно, что мы совсем чуть-чуть не закончили обучение, осталось сдать всего два экзамена до звания офицера: тактику и огневую подготовку. Топали более 300 километров пешком, в ботинках с обмотками. Тяжело вспоминать эти бесконечные марши, всякая погода была, сами понимаете, что такое идти весь день в грязи.
Направили нас для переформирования 21-й армии. Попал в 216-й стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии. Мне дали звание отделенного, ведь, несмотря на то, что училище не закончил, тактику понимал. Причины в столь стремительном повышении были: в качестве пополнения в измотанную боями дивизию прибыли в основном узбеки и казахи, ни бельмеса не понимавшие по-русски. Дали всего десять дней на их обучение. Смешно, ведь что я мог им показать: кое-как разобрались, как затвор ставить и как стрелять. Хорошо хоть, что начали немножко понимать русские команды.
После поспешной формировки дивизию направили под станицу Клетская, где мы участвовали в первых боях в октябре 1942-го. Перед этим произошел неприятный случай: один узбек в полку скатал из муки лепешку, приложил ее к правой ладони и прострелил. Но его легко вычислили, врачи разобрались, что он просто-напросто не захотел воевать. Личный состав дивизии выстроили буквой "Г", перед нами выставили этого узбека, объявили приговор военного трибунала и расстреляли его. Фамилию его помню, но не скажу, ведь неизвестно, что его родителям в письме написали. Первые бои запомнились тем, что мои узбеки страшно мерзли, приходилось их постоянно во время атаки подталкивать вперед. Зато в ходе боев мы смогли создать плацдарм на правом берегу Дона.