Артефакт

– А на этот вопрос ответа пока нет, – пожал он плечами. – Хотя есть версии… Есть предположения, почему нам кажется, что мы ничего не выбираем. Или, по крайней мере, не выбираем какие-то необычные миры… А могли бы выбрать себе какой-нибудь чудесный мир, – мечтательно вздохнул Кегля.

– Так нам только кажется, что мы ничего не выбираем? – поинтересовался я. – А на самом деле все-таки выбираем…

– Все миры существуют одновременно – значит, одновременно существуют и все варианты выбора… – пояснил Виталик. – И наше сознание присутствует во всех мыслимых вариантах. Но «оживляем» мы только один.

– Что-то ты мудришь, – покачал я головой. – Зачем тогда вообще было городить этот огород со многими мирами, если все равно выбираем мы только один… Получается та же хрень, только с перламутровыми пуговицами… И зачем такая концепция могла понадобиться физикам? К чему все так усложнять? Это еще в нашем случае могло бы быть актуально, но они-то с такой ситуацией не сталкивались.

– В том-то и дело, что они эту гипотезу подтянули совсем по другим причинам: иначе им не удается разрешить противоречия между квантовой механикой и классической. А кроме того, получается вовсе не то же самое: если бы мир был один, у нас бы не было возможности попасть в какой-то другой мир, с другими «параметрами».

– Так ведь и не было такой возможности, – заметил я. – Во всяком случае, пока это с нами не случилось… Только я все равно ничего не выбирал – тут уж ты меня никак не убедишь… То, что параллельные миры существуют, я и так уже понял. По крайней мере теперь.

Я покосился на Бутырского, но его мое заявление, похоже, ничуть не смутило, и я расслабился.

– Но то, что мы их сами выбираем, – тут неувязочка выходит, – заключил я.

– Да в этом-то вся и суть, – возразил Виталик. – На этом концепция и построена. Просто, как правило, наше сознание выбирает привычный мир, с привычными параметрами – видимо, ему так легче… Но все это, естественно, должно еще и выглядеть связно для нас. Привычка восприятия, понимаешь?

– Понимаю, чего ж тут не понять… Не понимаю только, каким образом мы оказались в такой заднице. Привычка восприятия подвела? И почему именно так все получилось – какие-то «отростки» аномальные повылезли… Почему нас кидает из одного мира в другой? И при чем тут медальоны?

– Я не говорил, что эта концепция объясняет все детали, – заметил Кегля, – я только сказал, что она может объяснить все с научной точки зрения. Наше сознание каким-то образом выбирает себе миры – вот что самое главное. А уж как оно это делает и почему – вопрос отдельный.

– Все так запутанно… – вмешался таки Бутырский, участливо покачав головой, и снова основательно приложился к своей кружке.

– Что-то не понятно? – вежливо откликнулся Кегля: видимо, наш покладистый собеседник настолько подкупил его своим кротким вниманием, что он позабыл о сложностях местных «контактов».

– Да нет – просто запутанно… – пожал плечами Бутырский. – Таков уж квантовый мир.

– Вы имеете в виду… квантовую запутанность? – удивленно уставился на него Кегля.

Бутырский кивнул.

– Запутанные состояния? – недоверчиво переспросил Кегля.

– Они, родимые, – подтвердил тот. – Все так неопределенно, а тут – бац! – измерение… Вот тебе и редукция волновой функции… И такая вот хрень… – явно подражая Виталику, Бутырский пренебрежительно очертил пространство бара кружкой с остатками пива. – И все мы тут по сути одинокие коты Шредингера – ни живы, ни мертвы…

– Простите, а вы кто? – окончательно растерялся Кегля.

– Бутырский… – мягко напомнил наш мимолетный знакомец. – Игнат.

– Игнат!… – послышался радостный голос откуда-то из дальнего угла бара, где пировала оживленная компания. – Иди к нам!

Бутырский махнул компании рукой, допил кружку, подхватил вторую и поднялся из-за стола:

– Так что наш мир, парни, – это химера, – заключил он. – Результат наблюдения. Да и то предвзятого… Удачи на дорогах.

Мы с Кеглей молча проводили его взглядами, пока он ловко петлял с кружкой между столиков, добираясь до своих.

– Гонит? – поинтересовался я у Кегли, как у специалиста.

– Нет, – покачал головой Кегля, – он все правильно говорит.

– Да ладно… – отказался верить я. – Он же ахинею какую-то нес… А ты его еще и подначивал.

Но Виталик проявил настойчивость:

– Ты просто не знаком с вопросом, – заметил он.

– С каким вопросом?.. – Я нахмурился: очень мне не хотелось думать, что я теряю своего единственного друга здесь, но Бутырский с Кеглиным определенно спелись…

– С квантовой физикой.

– А коты тут при чем? – возмутился я. – Шредингера…

– Был такой, – спокойно подтвердил Кегля.

– Шредингер?.. Или кот?

– Оба.

– А редукция?

– Волновой функции?

– Вот именно…

– Если я стану тебе объяснять, – вздохнул Кегля, – это может затянуться надолго.

– А сам-то понимаешь? – ехидно спросил я.

– Все, что я хотел тебе сказать, я сказал, – отрезал Виталик.

– Не похож он на физика…

– Много ты физиков знаешь? Тем более местных… Давай лучше выпьем.

На это у меня возражений не нашлось.

Глава двадцать седьмая