Артек

   - Ай, да, знаю, - махнула рукой Алина. - Я когда выступаю, так все зрители сразу: "Пикассо, Пикассо, ах, Пикассо, девочка на шаре!" Все уши прожужжали своим Пикассо... я поинтересовалась, конечно, что за картина. Оказалось, что ее-то на афише и рисуют! Это вместо меня-то! Сравнили тоже - девочка там какая-то... кострубатая. Стоит так, будто вот-вот упадет - хилая гимнасточка. Ты бы видела меня на шаре! Как я выгибаюсь, прям как кошка! Перевороты делаю и сальто вперед-назад, даже с пируэтом!.. А ты чего это вдруг заговорила про эту... на шаре? - подозрительно спросила Алина.

   - Да так просто, стихотворение одно вспомнила: "Мне снится -- я тебя уже любил. Мне снится -- я тебя уже убил",- с чувством продекламировала Наташа и вдруг рассмеялась.

   - Ты! Ты смеешься! - Алина смотрела на нее во все глаза, не могла поверить. - Ты убей меня, Натка, ей-богу, убей. Лишь бы тебе всегда так смешно было. Если надо убить меня - я готова, только чтобы ты всегда так смеялась!

   - А может оно и к лучшему, что так, - Наташа вдруг посерьезнела, слезла с подоконника, захлопнула книжку. Она обняла Алину за плечи и смотрела через окно в парк, где сквозь строй кипарисов, туй и магнолий пробивалась лазурная полоска моря.

   - Что к лучшему? - Алина обняла Наташу как всегда, как могла - за талию.

   - К лучшему, что меня так рано посвятили. Научили жизни. Теперь я настоящая пионерка, буду настоящей комсомолкой, без страха и упрека... Идти к поставленной цели, ни перед чем не останавливаясь. Легче ведь идти, когда точно знаешь путь. Все равно бы узнала потом, поняла бы... Люди ведь говорят, разные умные люди - диссиденты их называют, говорят, пишут правду, разоблачают, открывают глаза, а мы им не верим - наоборот, верим тому, что нам рассказывают в школе... про идеалы...

   - А что в школе-то рассказывают? Я не очень слушала, честно говоря, - наморщила лоб Алина. - А-а-а, это, наверное, то, что Лерка мне чесала... про какого-то Павлика Матросова и его гадскую бабушку...

   - Ах, Алька, чует мое сердце, - Наташа потрепала Алинины кудри на затылке, - надо мне тебя все-таки проработать на сборах, - она поправила на груди Алины значок - кораблик с алыми парусами, приколотый рядом с пионерским.

   - Проработай меня, Натка, обязательно проработай, - Алина прижалась крепче к Наташе, обняв ее обеими руками.

***

   Ничего не рассказали Лерочке подружки, ровным счетом ничего. И только когда она окончательно надулась и спряталась от них в редакции, Наташа пришла к ней, вызвала в коридор на разговор.

   - Послушай, Лерка, не обижайся, - она крепко держала Лерочку за плечи и говорила, глядя ей прямо в глаза. - Не можем мы тебе рассказать, правда, не можем. И не нужно тебе это знать... Одно только... Об одном хочу тебя попросить... Чтобы ты пообещала. Пообещай, что пообещаешь?

   - Обещаю, - сказала Лерочка, потому что ничего не поняла.

   - Так вот, - так же серьезно продолжила Наташа. - Если тебя вдруг вызовут к Зое Рафаиловне - ни в коем случае не иди. Ты меня поняла? Если тебе дадут какие-то таблетки, кто угодно даст - не ешь. Поняла?

   Лерочка помотала головой.

   - Черт, - Наташа была раздосадована тем, что ничего не могла объяснить Лерочке. - Как же тебе объяснить? Хорошо, если Алина подтвердит, ты поверишь?

   - Не знаю, - честно ответила Лерочка. - Я ничего не понимаю. Вы мне ничего не говорите. Какие таблетки? Я больна? Вы больны? В лагере эпидемия? Не хотят поднимать панику? Я никому не скажу, честное слово. - Лерочка говорила без обид и, как ей казалось, рассудительно. Вот и Наташа тоже говорит про какие-то таблетки, как и Гагарин. Дались им эти таблетки. Почему толком не объяснят?

   Но Наташа все равно расстроилась.

   - Пойду найду Алину, - сказала.

   А как только Наташа ушла, в редакцию заглянул Михал Григорыч Полетыка. Это было происшествием если не чрезвычайным, то, по меньшей мере, странным - завхоз, конечно, мог зайти в редакцию по каким-то своим хозяйственным делам, да вот только раньше Лерочка его там ни разу не видела. А к тому же Полетыка не рыскал по углам, как обычно, вынюхивая недостачу казенного инвентаря, а напротив - заинтересовался делами творческими: оглядел газету, поцокал языком, похвалил Лерочку, "И талантливые же вы, черт возьми, дети", - сказал. А потом как-то совсем между прочим: "Тебя, Лерочка, кстати, Карандаш доискивался, Олег Витальич. Что-то у него там стряслось, просил зайти..."

   - Что же вы? - укорила его Лерочка, имея в виду то, что мог бы и раньше сказать. Она вспомнила про Гагарина, клятву хранить "молчок", подумала - может быть, она зачем-то понадобилась Юрию Алексеевичу.

   И, конечно, тут же пошла.

   - Ну, так и я с тобой, - увязался за ней Полетыка. - Навещу старого друга.