Артем Гармаш

— Товарищи! — начал он взволнованно — ведь впервые выступал перед всей громадой. — Ну, знаете!.. За такой «мудрый» совет, как вот здесь предлагал кое-кто, нужно в Харьков, на Сабурку, отправлять! В дом сумасшедших! — прибавил он для большей ясности. — И взбредет же в голову такое! Сотню лет еще простоят постройки — и конюшни, и амбары. А их — на слом! Да наши же родные дети потом олухами назовут нас за это. И будут правы!

Но тут и засыпали его со всех сторон выкриками:

— О чем болеет человек! Да на кой ляд тебе эти конюшни теперь? Крыс разводить?

— А он наперед смотрит! О детях радеет! Уж не о тех ли, что только наплодить вот похваляются? А меня не завтра, а сегодня уже допекает! Где я кирпич возьму? Вот по весне хату ставить буду — печь из чего сложу? На цебры дубовые опять же перешли. Потому как ведра из жести негде достать. Ажно сердце болит, глядя, как та жинка, сердяга, под коромыслом гнется!

— Спокон века в дубовых цебрах воду носили. И ничего!

— Не те харчи, видать, были! Про лебеду только вот теперь, в войну, узнали! Довоевались! А с цинковых крыш, что на амбарах да сараях, на все село ведер насбивать можно!

— Почему нет! — не сдавался Артем, — Вот так точно один умник хозяин поступил. Кнутовище нужно было ему, а под рукой ничего подходящего. Спилил черешню в саду, полдня строгал, а таки выстрогал кнутовище. И рад-радешенек! Вот точно так ты сейчас, Кирило, со своим предложением!

— А ты нам басни не рассказывай! Тоже грамотные! Или не ту же самую академию Докии Петровны кончали?!

— А потом, товарищи, нужно и того не забывать, что в усадьбе люди жить остаются. Сегодняшние батраки.

— Да не о жилых постройках речь! — крикнул кто-то из толпы.

— А им, кроме жилья, еще и хозяйственные строения нужны будут. И для прокатного пункта, который следовало бы организовать в усадьбе, тоже. Уже и начало положено, вот целый список охотников.

Но продолжать ему не пришлось: в окошко, открытое, как отдушник — для свежего воздуха, за которым столпился народ, слушая, что говорилось в комнате, крикнули вдруг:

— Идет! Легейда идет!

— Нет, Артем, — сказал Невкипелый Прокоп, подводя итоги дискуссии, — это ты загнул немного.

— Да от вас ли, Прокоп Иванович, слышу это? Пусть бы уж Антон Теличка говорил!

— Не Теличка это говорит и не Прокоп Невкипелый, — сказал Прокоп Иванович. — Народная мудрость гласит: хочешь из угла паука выгнать — смети и паутину!

Артем не сдавался:

— Если по этой мудрости действовать, то, стало быть, и в городах рабочим следует заводы взрывать, рельсы с железнодорожных насыпей поснимать. Небось и это — паутина капиталистическая!

— Каково оно там, в городах, следует, это рабочим виднее, — сказал Невкипелый, — пущай они и решают.

И после этого Артем хотел продолжать, но понял вдруг, что это ни к чему: все внимание людей было приковано к двери, из-за которой слышался шум голосов. Затем народ расступился, давая Легейде пройти к столу.

— Вот и добре, — сказал Невкипелый. — А мы, почитай, про все уже договорились. Вот и не будем терять времени. Да, никак, и коптилки зажечь пора. А ну, кто там ближе? Ты начинай, Петро.

Легейда развернул подворную книгу, и в мгновенно наступившей тишине как-то необычно прозвучал его голос, когда он огласил первую фамилию:

— «Авраменко Грицько Охримович!»

— Я! — как на ротной вечерней поверке, гаркнул откуда-то от дверей Грицько.

Легейда читал дальше:

— «Семь душ семьи, земли десятина с четвертью, скотины нет никакой, инвентаря не имеется тоже».

— Ну, так что ж громада скажет? — спросил председатель собрания. — Что ему из добра господского, нажитого нашим потом кровавым?

— Коня! — крикнул кто-то.

И к нему присоединились еще несколько голосов:

— Знамо, коня! С этакой семейкой без тягла как же можно?! Пиши коня!

— Да еще и доброго! — добавил Лука Дудка и, обращаясь к старшему конюху Миките: — Наилучшего, Микита, чтоб подобрали ему. Не так ради самого Грицька, как деду Охриму в награду. За то, что звонил распрекрасно сегодня на сходку — по-пасхальному!

Случись в другой раз, подхватили бы эту шутку. Но сейчас никто и словом не отозвался — каждая минута дорога! И только конюх Микита совершенно серьезно ответил:

— Подберем. А то как же!

Невкипелый проголосовал.

— Единогласно! Ну вот, с конем тебя, Грицько. — И к секретарю: — Записывай в список.

— Покорно благодарю, люди добрые! — взволнованно сказал Грицько Авраменко.

Легейда продолжал дальше:

— «Авраменко Иван…» — И только сейчас спохватился: какой же Иван, если его еще в четырнадцатом году убили где-то в Восточной Пруссии? — Оляна Ивановна тут?

В помещении ее не было. Кликнули через окно на улицу. Женщина протиснулась поближе к окошку.

— «Семья из пяти душ, — читал Легейда, — земля десятина с осьмушкой, скотины нет».

— Ну, что Оляне? — спросил председатель собрания.

Пауза. Да, нелегко было определить — что именно.

— Коня бы и ей нужно, — наконец подал кто-то несмелый голос. — Чтобы могла с Грицьком в супряге…

Но ему сразу же возразили:

— На те сорок коней будет еще много семейств потрудней. Корову Оляне. Аккурат и дети малые у нее.