Артиллеристы

Обычно я брал с собой своих самых надежных проверенных ребят, особенно разведчика Зайцева, и со мной «работали по очереди» две пары радистов – Пашков и Миронов, или Махновец и Попов.

Своего командира отделения разведки Анисимова я оставлял на НП батареи, где он находился вместе с комбатом Ткаченко.

Когда работали по «точечной стационарной цели», то обычно давали два снаряда на пристрелку, а потом с поправкой на прицел, четырьмя снарядами уничтожали «заранее намеченную жертву». Потом ходили и смотрели на свою «работу».

Нам действительно было чем гордиться. После того как прорыв наших войск расширялся вглубь немецкой обороны и дальность стрельбы наших пушек не позволяла вести эффективный огонь, бригаду выводили из боя.

Но, например, при осаде Кюстринской крепости, бригада долгое время стояла на одних и тех же позициях и вела непрерывный огонь по немецким частям.

Война на плацдармах. Какой она Вам запомнилась?

К 1944 году мы, однозначно, уже научились хорошо воевать, но высадка и первые бои на плацдармах всегда были очень кровавыми.

Я помню, как высаживался в первой волне на Висленский плацдарм. Переправились под жутким огнем, за кромку берега зацепились, а впереди нас лес.

И из этого леса немцы по нам били из «ванюш» и орудий, фактически стреляли в упор. Меня «засыпало» мелкими осколками, контузило, но с плацдарма я не ушел. Сначала оглох от контузии, но дней через десять слух ко мне возвратился полностью. Очень тяжелые бои там были.

В штурме Варшавы в августе 1944 года ваша бригада тоже была задействована?

Да, но прошло время, пока наш «табор» с тяжелыми орудиями и тракторами погрузился в эшелоны, доехал до места и добрался до позиций. «Долгая песня». После размещения бригады на ОП, мы, «управленцы-корректировщики», находились в варшавском пригороде Прага.

Расположили наш НП на чердаке. Река отделяла нас от немцев и восставших поляков, которые не хотели нас пускать в Варшаву. Мы поддерживали огнем участников Варшавского восстания. Для уточнения координат и целей даже приводили на НП местных поляков, которые нам объясняли и показывали – где находятся большие общественные здания, в которых разместились немецкие штабы и части. Стреляли также по зданиям, ориентируясь по разрушениям и по ответному огню противника. С противоположного берега по нам немецкие артиллеристы вели очень интенсивный огонь. Рядом с нами «застряло» Войско Польское, потери были дикими, а продвижения вперед никакого…

Там мы попали под «свою» бомбардировку, потом сказали, что это были американские бомбардировщики, совершавшие «челночные перелеты».

Очень тяжелые дни пришлось пережить под Варшавой.

Где было тяжелее, под Кюстрином или под Варшавой?

В 100 километрах от Варшавы мне пришлось стать участником таких боев, что до сих пор их вспоминаю с содроганием сердца.

Но под крепостью Кюстрин были серьезные трудности другого рода.

Мы там долго «топтались», пытаясь разбить бетонные ДОТы и фортификационные сооружения. Корректировка шла по карте, мы передавали координаты, а командир батареи готовил данные для стрельбы.

Там произошел один случай. Большая группа немцев вырвалась из Кюстрина и пошла на запад по нашим тылам. По дороге немцы наткнулись на наш полевой госпиталь и вырезали всех раненых вместе с медперсоналом. Смог спастись только один военфельдшер, который, убегая от немцев, вышел на позиции нашего дивизиона, отведенного с передовой для ремонта орудий. И когда в дивизионе поняли, что произошло, то развернули орудия по обе стороны дороги, по которой немцы должны были пойти дальше на прорыв. Подпустили немцев и поближе и – просто уничтожили безжалостным огнем из орудий всю эту группу.

И когда комбриг Гутин узнал о гибели госпиталя и о бое дивизиона с прорвавшимся противником, то сказал: «Я не хочу больше видеть живых немцев, в штаб мне их не приводите». Многие по началу поняли его слова буквально.

У нас как раз еще в тот день заместителя начальника штаба убило шальным снарядом, так что все были «на взводе»…

На гражданских немцев эта «рекомендация» комбрига тоже распространялась?

Ни в коем случае. Цивильных немцев у нас никто не трогал.

Да и пленных фашистов, кроме «Кюстринского периода», всегда приводили в штаб бригады живыми. Я как-то под Варшавой, в семнадцати километрах от города, в районе большого сахарного завода, попал с двумя своими разведчиками в засаду. Началась перестрелка, но подошла наша пехота и нас выручила.

Взяли в плен трех «власовцев», сидевших в этой засаде с автоматами.

И никто их на месте не стал убивать, просто повели в тыл под конвоем.

А что там с ними могло по дороге случиться, я знать не могу…

Как часто «корректировочным» группам приходилось вступать в стрелковый бой с противником?