– Вот ещё что, – вспомнил агент, – машина самоходная у этого Федьки была, а сейчас её тут нет. У нас в городе, сами знаете, этих автомобилей раз-два, и обчёлся, чай, не Москва. Может, украли сдуру.
– Это ты хорошо сказал, пройдусь ещё по соседям, вдруг машину кто видел или в сарай к себе утащил. Штука непростая, у нас в прокуратуре их две, и обе разные, нам про каждую объясняли, куда и что дёргать. Думаю, соседи и вовсе не разобрались бы, разве что лошадью отволокли.
– Спору нет, – агент широко улыбнулся, обнаружив отсутствие двух зубов и прокуренную желтизну остальных, – механизм сложный. Не аэроплан в небо поднимать, но всё равно умения требует.
– Первым делом самолёты, – сказал Травин, глядя, как учебный У-1 с эмблемой Осоавиахима на кокпите неуверенно заходит на посадку, – ну а девушки потом.
– Это вы, товарищ, точно подметили, – стоящий рядом с ним военный, на груди которого красовались два ордена Красного Знамени и Красный орден Хорезма, кивнул. – Ты, Виктор Николаич, меня прости, я тебе как есть скажу. Барышня эта, хоть ей какой самолёт дай, летать не умеет. С весны бьёмся, как-никак, девушка, и неба не боится, и теорию на «отлично» освоила, и вообще смелая и красавица, а хоть в лоб, хоть по лбу. Не дам я ей больше «юнкерс», как ни проси, в прошлый раз сердце зашлось, когда она взлетала. А уж как сажать начала, думал, всё, лопнет мой пламенный мотор.
Федотов грустно пожал плечами. За воскресным обедом он расхвастался Сергею, что его будущая невеста замечательно летает на самолётах, на самом деле всё обстояло не так радужно. Приборы и управление Мурочка кое-как освоила и весь полёт выполняла сама, только получалось у неё плохо. Не чувствовала молодая женщина машину. Вот и сейчас У-1 рыскал, пытаясь нащупать посадочную полосу, ушёл на второй заход и там выровнялся, видно было, что управление взял на себя более опытный пилот. Биплан наконец коснулся колёсами бетона, пробежал два десятка метров, развернулся и остановился. С места переднего пилота на землю выпрыгнула Мурочка, приложила ладонь ко лбу козырьком, посмотрела на безоблачное небо, а потом быстрым шагом направилась к Федотову. Следом из аэроплана вылез молодой пилот-инструктор, он погрозил в спину женщины кулаком и плюнул.
– Ну как я, молодец? – Мурочка крутанулась на одной ноге, демонстрируя отличную фигуру в лётном комбинезоне, – Лёва мне только чуть помог, а так я всё сама. Правда, Лёва?
Подошедший инструктор грустно кивнул.
– Ну всё, я пойду отдохну, чаю выпью. Витя, ты идёшь? – спросила она.
– Да, одну секунду, – попросил Федотов.
Он дождался, когда женщина скроется в здании авиашколы, и повернулся к Травину.
– Не хочешь попробовать?
– Больше десяти лет прошло, – напомнил ему Сергей, – я за это время только один раз летал, и то во сне.
– Товарищ бывший лётчик? – военный внимательно оглядел Травина.
– Отец его в авиаотряде служил вместе с Александром Николаевичем, – ответил за Сергея телеграфист, – тот его и учил на «Муромце».
Военный промолчал, только желваки заходили на лице, а инструктор отвернулся, чтобы скрыть смущение. Александра Николаевича Вегенера, бывшего начальника академии Жуковского, расстреляли год назад за шпионаж.
– Могу попробовать, если бензина не жалко, – постарался разрядить обстановку Сергей, – всё равно инструктор в затылок дышит, а эти аэропланы я ещё в Москве видел, на «Дуксе» у Поликарпова. Там, кстати, новый сделали, У-2, с другим мотором.
– Чего-чего, а бензина у нас хватает, – военный обрадовался, что может поменять тему разговора, – только здоровый ты больно, не потянет тебя У-1. Но на «юнкерсе» можем прокатить, да, Лёва? Тебе тоже надо опыт нарабатывать, того и гляди отберут у нас последние три аппарата.
Инструктор кивнул с обречённым видом. С самого утра заглох двигатель на учебном самолёте, и они три часа с механиком в нём ковырялись, потом пришлось упрямую барышню катать, а теперь этот здоровяк решил былое вспомнить. Только «юнкерс» отличался от «Муромца» так же, как новый автомобиль от телеги. Закрытая кабина, одно крыло вместо двух, большой салон и габариты внушительнее. На метр длиннее, размах крыла почти на четыре метра больше, и вес – на двадцать пудов. Поднять «юнкерс» мог шестьсот килограммов полезного груза, а У-1 хорошо если двух пилотов или одного и боезапас.
В «юнкерсе» Осоавиахима управление было дублировано, у пилота и учащегося стояли одинаковые четырёхспицевые штурвалы, педали и тяги, только переключатели полагались один набор на двоих. Лёва забрался на место пилота, подождал, когда Сергей усядется рядом, протянул руку.
– Лев Мильнер, – представился он.
На голубых петлицах у Мильнера расположились три кубика, значит, он шёл по пятой категории старшим лётчиком. У военного, который отдал инструктору в дружеской форме приказ, на петлице был один ромб.